Школа обольщения - Джудит Крэнц

Прогресс в мире моды диктуется мафией «голубых». Благодаря иному образу и стилю жизни обычный мужчина не может выдвинуться среди членов этого сообщества. Женщины — да: сюда допускались и были признаны Хелли Харп, Мэри Макфадден, Полин Трижер, Бонни Кэшин и еще несколько неплохих женщин-модельеров, однако таковые обычно составляют незначительное меньшинство.

Между «голубыми»-модельерами и владельцами швейных предприятий или финансовыми директорами, по большей части гетеросексуальными, существует надежный деловой союз. Эти бизнесмены, в большинстве своем евреи, представители крепких семейств, прочно связанных с еврейской общиной Нью-Йорка, активно занимаются благотворительностью во всех видах. Они представляют собой балласт, удерживающий корабль Седьмой авеню на верном курсе. После окончания рабочего дня эти две группы почти не общаются между собой, исключая рекламные празднества в универмагах и некоторые крупные мероприятия в мире моды, такие, как вручение наград Коти.

Гомосексуалисты-модельеры возглавляют все, что есть славного в городе Нью-Йорке. Открывается новый ресторан — они первыми приходят туда; по прихоти своей они способны создать или уничтожить нового художника, новый балет, новый танцзал, нового парикмахера. В сущности, они звезды, со всеми вытекающими правами и привилегиями. Каждый из них собирает вокруг себя двор, свиту, которая вращается вокруг него, купаясь в излучаемом им ощущении превосходства над простым серым людом. Такая звезда отделяет себя и своих последователей от остального мира, опираясь на убеждение, что все они более остроумны, смелы, артистичны, пытливы, утонченны, порочны и осведомленны, чем другие, а главное — живут веселее.

Лучше всех это удавалось Джону Принсу.

Во многих отношениях, наиболее важных и существенных, Бойкий Народец составлял его настоящую семью. Принс всегда следовал щедрым порывам, свойственным человеку, рожденному покровительствовать, и чувствовал довольство только в окружении ближайших коллег и толпы людей, которых втайне называл свитой.

По окончании рабочего дня Принс устраивал прием в своем городском доме на восточной стороне Семидесятых улиц. Некогда это были два дома, стоявшие бок о бок. Принс объединил дома-близнецы фасадом из блоков медово-бежевого мрамора с величественным центральным входом. Внутри помещения были полностью перестроены, а там, где когда-то высилась общая стена, теперь поднималась лестница в четыре пролета с широкими площадками. Принс опустошил запасники редчайших предметов старины, порывшись у «Стейр и К°» и «Гинзберг и Леви», крупнейших в мире антикваров, и только после этого понял, что ему — даже ему — необходим декоратор. За год работы «сестра» Периш — миссис Генри Периш, высоко ценившаяся в свете декоратор, знаменитая своими соблазнительными спальнями и чувством цвета в гамме оттенков, будивших сладострастие, а также тем, что отделывала Овальный кабинет Белого дома и личную квартиру президента Кеннеди, оформила дом Принса в безупречном имперском стиле. С большим трудом он заставил себя прикусить язык и ни словом не заикнулся о том, что ему хочется, чтобы полог его широкой чиппендейлской кровати украшал золотом вышитый фамильный герб, — он догадывался, что здравомыслящей бабушке из Мэйна это не понравится. Не решился он упомянуть и о возведении открытой галереи, о которой мечтал, и тем не менее в остальном остался вполне доволен своим великолепным домом.

У Принса был даже мажордом — его многолетний любовник Джимбо Ломбарди, дерзкий, упрямый, невысокого росточка херувимчик, при этом прирожденный скандалист, бывший сержант, получивший в Корее множество наград. В свободное от битв и истребления врагов время Джимбо, будучи одаренным, но очень ленивым художником, торчал по целым дням в прекрасно оборудованной студии, которую Принс устроил для него под коньком крыши и где он не творил, а томно возлежал в кресле. По утрам, когда Принс, поднимавшийся засветло, уходил на работу, Джимбо, дождавшись его ухода, спускался в нижние этажи дома. Там в служебных помещениях он, шеф-повар Луиджи и шумливые буфетчицы Рената и Лючана травили на кухонном итальянском долгие скабрезные истории о детстве Джимбо в далеком экзотическом Бриджпорте, штат Коннектикут. Джимбо отвечал за меню, приглашение гостей и подробно планировал еженедельные вечера.

Если Принс был прирожденным хозяином, то Джимбо — прирожденным устроителем пирушек. У него был талант вносить оживление и веселье во все сборища. Еще его отличал наметанный глаз, благодаря которому он на чужих вечеринках безошибочно находил кандидатов в Бойкий Народец и вводил их в круг приверженцев Принса.

Джимбо привязался к Вэлентайн, едва увидев ее. Он занимал прочное положение незаменимого, горячо любимого приятеля Принса и поэтому мог позволить себе дать выход дружеским чувствам. Ему уже несколько прискучили постоянные гости Принса: длинный тощий чернокожий «манекен», лучший в Нью-Йорке танцор диско; женщина — дизайнер ювелирных изделий родом из аристократической бразильской семьи, что не мешало ей иметь стрижку «бобрик» и носить на шее три усыпанных драгоценными каменьями креста; пуэрто-риканский юноша, делавший чудесные росписи по шелку; издерганная голливудская суперзвезда, с религиозным упорством прилетавшая в Нью-Йорк в перерывах между съемками, чтобы заказать у Принса полный новый гардероб и искупаться в лучах его радушия; чета новобрачных из двух старейших семейств Филадельфии, которые привезли однажды Принсу нежеланный подарок — гашиш, а затем сами же и выкурили его почти весь; легендарный российский балетный танцор, покинувший свою родину так давно, что налоговая служба считала его лучшим из подвластных ей американцев. Не то чтобы они все перестали быть Бойкими, просто, по мнению Джимбо, пора было разнообразить их общество.

Джимбо чуял, что Вэлентайн ничего не нужно от Принса. Прелестная, самостоятельная, независимая, она словно была ограждена привлекательным, но прочным панцирем. Она не слишком стремилась войти в число ближайших друзей Принса. Ничто не могло сильнее заинтриговать Джимбо, привыкшего видеть людей, считавших, что принадлежность к кругу Принса придает им значимость, не достижимую более нигде. Принс не только принимал свою компанию дома, но и частенько вывозил всех в город, занимая сразу половину ресторана, скупая по два ряда кресел на популярнейшие бродвейские спектакли. Свита ходила за ним толпой, напоминая участников элегантного циркового парада. Они вторгались на благотворительные выставки и вечера, приводя в трепет устроительниц мероприятий. «Вумен веар дейли» часто фотографировала выходы Принса в свет для рубрики «Взгляд», колоссального раздела сплетен, который все, за исключением капризных изготовителей «молний», читали в первую очередь.

Джимбо, как и Принс, был из той породы гомосексуалистов, которые по-настоящему любят женщин. Джимбо знал, как создать прочные доверительные связи. С женщинами он был уступчив и податлив во всем, кроме сексуальных отношений. Вэлентайн, с ее самоуверенными, задиристыми кудряшками и норовом, сразу понравилась ему.

Она поступила на работу к Принсу в начале 1973-го и к концу года уже чувствовала себя в гостях у Принса, где за ней ухаживал очаровательный маленький Джимбо, вполне раскованно. Она не сделала ничего, чтобы зарекомендовать себя как Бойкую Личность, хотя была ею от рождения, но помимо воли ее все освежающая собой непохожесть сразу бросалась в глаза. Среди Принсова Народца, как в любом светском обществе, охваченном соперничеством, лучший способ добиться успеха — не прилагать к этому усилий. Когда они поняли, что Вэлентайн не заботится о престиже, что она может получить приглашение и воспользоваться им, а не получив, не придать этому никакого значения, что она почему-то достаточно уверена в себе, чтобы не стремиться получить отличительный знак высокого положения, подняться по общественной лестнице, она сразу стала для них тем же, чем оказывается тряпичный мячик, набитый сухой валерианой, для котят в замкнутом пространстве. После того как Вэлентайн оправилась от эмоционального потрясения, неудачный опыт с Аланом Уилтоном отныне и навсегда служил ей хорошим предостережением от новых романтических приключений. Ее глубокая невозмутимость проявлялась не как антиобщественная позиция, а как уверенный, спокойный отказ становиться предметом чьих-то серьезных ожиданий. Разнородная сексуальная направленность членов компании Принса позволяла Вэлентайн избегать отношений, которые могли бы привести к любовной связи, но ее сексуальные наклонности стали в этой компании любимой темой для обсуждения. Может быть, она лесбиянка? Или у нее женатый любовник? Или она любительница гомиков, обреченная страдать по мужчинам, которые не хотят женщин? Никому не приходило в голову, что ее сердце пронзил кусок льда, как в старой сказке у Снежной королевы, и потому она не способна любить. Принс и Джимбо считали, что она вполне довольна своим местом помощника модельера и принадлежностью к их окружению.