Царская любовь - Александр Прозоров

– Годуновы разберутся, они при месте своем удачно сидят.

– Споры местнические опять поднялись! – тут же припомнила царица. – Без мест бояре служить не хотят, ибо в родословную исполчение не идет, а с местами грызутся, аки крысы. Дворов же государевых раньше два было, а ныне один! И кого меж дворами старыми и новыми надлежит старше числить, дьяки не разумеют!

– Цыкнуть на них хорошенько надобно! Да в Мордву пару смутьянов загнать!

– Свеи мира и любви в Карелии хотят, однако же войны нещадной в Ливонии. Как сие возможно в одном договоре сложить, непонятно, – развела руками женщина. – На тебя послы ссылаются. Дескать, изначально о сем сговаривались. До Невы, выходит, с ними любовь, торг и понимание, а за нею сразу смертная резня?

– Свеев вообще на Магнуса с ляхами натравить надобно, пусть без нас грызутся, – предложил мужчина.

– Ты сие затеял, ты сим управлял, ты сие на лету схватываешь. – Царица рывком вонзила руки в мягкую муфту. – А он не понимает. Я, впрочем, тоже. И вся дума тугодумная! – Гостья передернула плечами: – Ты нужен моему мужу, Иван Васильевич! Нужен государю, державе русской. Твой опыт, советы, планы, мудрость. Ты надобен при дворе. Коли со всей искренностью ты старшинство брата Симеона признал, место на троне уступил, так помоги ему и с делами сими управиться!

– Ах, Анастасия, красавица, – покачал головой бывший царь. – Тебе сего не понять. Вот токмо в доме сем нищем я впервые в жизни своей вдосталь выспался! Отдыхаю спокойно, ем скромно, молюсь от души, хорал вот новый к литургии написал. Я кланяться научился! Косточки мои хоть и побаливают, однако же отпускает немощь потихонечку, руки-ноги шевелятся, всего парой парилок за неделю обхожусь. Зачем мне в муки прежние возвертаться? Управится муж твой и без советчиков лишних. Он мужчина взрослый, бывалый, опытный.

– Коли мужа взрослого, но сухопутного в шторм к штурвалу корабля поставить, опыт ратный ему в деле сем не поможет, – возразила женщина. – Тут умение свое, мореходное требуется! Твое.

– Да перестань, царица, какой шторм? – отмахнулся хозяин двора. – Вот когда я на престол всходил, то было страшно. Ныне же… Казань замирена, Астрахань замирена, Крым замирен. Султан османский – и тот затих! Разве токмо в Ливонии мелкая свара порубежная теплится да казаки за поясом Каменным балуют. Казна полна, войска сильны, смуты нет, на всех рубежах русских покой и тишина. Так чего не править такой державой себе в удовольствие?

– Опытному мореходу свежий ветер в радость, Иван Васильевич. Новичку же он штормом страшным кажется. Мы не справляемся. – Женщина твердо посмотрела в глаза бывшему государю: – Коли ты не пойдешь к царю Симеону в советники, Иван Васильевич, то я так полагать стану, ты не о старшинстве брата печешься, а позора его ждешь прилюдного, дабы со славою и честью, по мольбе всенародной на трон вернуться!

– Где же это видано, чтобы трон за молитвы принимали? – усмехнулся мужчина. – Нет в законе русском такого уложения. Что до планов моих, государыня, так ведь не в первый раз я отречься пытаюсь. После смерти лебедушки моей, жены Настеньки, хотел я постриг принять, да митрополит Макарий не дозволил. Сказывал, долг сие на мне, помазаннике божьем, землю православную оберегать. После смерти Макария еще раз я звание свое сложить попытался, да челобитчики московские умолили на троне остаться. Сей мой уход ужо третий. И похоже, удачный. И как ты меня, царица, ни пугай, но не для того я от титула отрекался, чтобы тягло прежнее в новом звании нести. Так мужу своему и передай.

– Он не знает о нашей встрече, – покачала головой женщина. – Я приехала по своей воле и кланялась тебе только от себя. Мой муж воин, он не станет ни о чем просить. Ты приказал, он правит. Изо всех стараний, но в меру своего разумения.

– Твой муж хороший воин, – ответил бывший государь. – Он справится.

В два часа пополудни в малую думную палату вошла царица Анастасия, одетая в парчовый сарафан и сверкающий самоцветами высокий кокошник, с шелковым платком в руках. Следом за ней семенили столь же тяжело и богато наряженные княгини Трубецкая и Салтыкова.

– Доброго вам дня, бояре, – степенно кивнула собравшейся думе государыня. – Верю, дела обсуждаете вы зело важные. Однако я желаю немедля побеседовать с мужем своим наедине.

И царица слегка склонила голову.

Князья и думные бояре, не смея перечить, поднялись и величаво, соответственно высоким званиям своим, покинули расписную горницу. Двери затворились, государыня повернулась к трону:

– Ты догадываешься, почему я пришла к тебе сюда, Симеон? Я напомню. Я не видела тебя три дня и три ночи. Ты уже три дня не заглядываешь на женскую половину дворца.

– Прости, сердечная моя! – Государь поднялся, спустился к супруге, взял ее за руки. – Напастей ра-зом много навалилось. Выборы в Польше, предательство Магнуса проклятущего, недород на Смоленщине и недоимки по всему Поморью северному. Князь Хворостинин опять в суде местническом оказался, а на нем, почитай, вся роспись разрядная держится… Не поспеваю. Вечером токмо о том помыслить могу, чтобы лечь наконец-то да веки опустить.

– Ты зря стараешься, Симеон, – покачала головой царица. – Сию державу брат твой Иван из ничего, считай, сотворил. Людом простым он любим, всем смердам, стрельцам и ремесленникам по сердцу приходится. И сколько ты сил ни прикладывай, однако же все успехи твои его мудрости приписаны окажутся, а неудачи, пусть и его старые, твоими промахами сочтут.

– Не понимаю тебя, Анастасия? – удивился государь. – Сие ведь есть отчизна наша общая, держава русская! Для ее величия все силы кладу!

– Зачем? – пожала плечами женщина. – Ладно бы для детей своих старался, жилы надрывал. Страну сильную и могучую хотел им оставить. Но ведь при такой твоей жизни их и вовсе может не родиться, детей-то наших.

– Я приду, Настенька. Сегодня же буду у тебя!

– Ты опять ничего не понял, – вздохнула государыня, отпустила руки мужа, прошла к окну. – Я ждала целый месяц. Надеялась, ты сюрприз мне нежданный готовишь, поздравления особые, праздник великий. А ты забыл. Ты просто забыл.

– Месяц? – эхом отозвался царь Симеон.

– Я есмь государыня Анастасия, урожденная княжна Мстиславская, вдова княгиня Черкасская, – спокойно и размеренно перечислила женщина. – Я знаю, что такое долг и обязанность пред родом и семьей, и я готова исполнять свой долг русской царицы. Ездить по обителям и святым местам, жалеть сирых, делать вклады в монастыри, восседать рядом с тобой на пирах и посольских приемах, трудиться в царицыной мастерской и следить за ткацкими мануфактурами. Но прежде чем посвятить всю себя сим обязанностям, хочу задать тебе один вопрос, государь… – Она вздохнула. – Любишь ли ты меня, мой венчанный супруг?

– Нешто ты сомневаешься в сем, моя радость, моя весенняя капель? – кинувшись к царице, повернул ее к себе лицом Симеон.

– Год назад и еще один месяц ради меня ты отказался от своей веры и от своего царствия, – знакомо провела ладонью по его щеке Анастасия. – Год назад и еще один месяц ты назвал меня своей женой. Тогда мы мечтали, как станем любить друг друга вечно, дни и ночи, держаться за руки, ласкать, холить и лелеять, не расставаясь ни на миг. Мечтали посвятить себя друг другу целиком и полностью. Где все это, мой ненаглядный? Куда оно исчезло, мой витязь?