Их «заказали» в кафе - Инна Тронина

— Надеюсь, что это мне не потребуется!

Серафима небрежно взяла визитку со стола, мельком взглянула на неё и вышла в горницу. Невероятным, звериным чутьём врач-хирург Кобылянская почувствовала, что майору Тураеву очень плохо, и воля его слабеет.

— Папа, Артур Русланович уезжает. Проводи его, пожалуйста, а я на стол соберу.

— Сейчас, сейчас!

Шлыков, виновато отводя глаза, вошёл с веранды, где расставлял в шкафу посуду и подметал пол. Он понял, что между дочерью и гостем произошёл крайне неприятный разговор, и потому старался всё уладить, тем более что молодой человек ему очень понравился.

— Сейчас я гараж отопру и помогу машину вывести. Погодите чуток!

— Я никуда не тороплюсь, — успокоил старика Тураев.

Иван Илларионович убежал во двор, а Артур медленно надел дублёнку, шарф, шапку, продолжая неотрывно смотреть на Серафиму. Женщина неопределённо улыбалась, но глаза её были пусты.

— Пойдём, мил человек, — виновато пригласил Артура Шлыков, заглянувший со двора. От него вкусно пахло морозцем и ржаным хлебом.

— До свидания! — сказал Тураев, обернувшись с порога.

— Счастливого пути, — пожелала Серафима.

Голос её неожиданно дрогнул, и из ровного, бесстрастного, вдруг сделался на какую-то секунду хриплым. Кобылянская мгновенно поняла свою оплошность и снова скривила губы. У её зеркальных карих глаз не собирались морщинки, лишь приподнимались круглые чёрные брови.

Когда Иван Илларионович, проводив гостя, вернулся в избу, он увидел на клеёнке, покрывавшей стол, клочки очень белой глянцевой бумаги. В жизни не встречавшийся с такой роскошью старик зажёг лампочку, нацепил на нос очки и увидел на клочках буквы и цифры.

И вдруг сильно вздрогнул, чуть не выронив лампу, — на одном из обрывков было напечатано имя его сегодняшнего гостя. На другом, немного погодя, Шлыков обнаружил и фамилию. В помойное ведро обрывки визитки не попали только потому, что оно было вынесено хозяином в сугроб — проветриться.

Серафима возилась у печки, готовила себе то ли поздний обед, то ли ранний ужин, гремела заслонкой и звенела тарелками. А Шлыков, поставив лампу на стол, аккуратно сложил обрывки в небольшую карточку без виньеток и прочих украшений, прочитал всё, что на ней было написано.

Потом, кряхтя, полез в облупившуюся тумбочку, достал пузырёк клея с розовым резиновым наконечником и обрывок кальки. В верхнем ящике нашарил ножницы, потом подкрутил фитиль керосиновой лампы и принялся за работу.

* * *

Кормилица разорвала визитку, когда Артур уже отвернулся, но ещё мог слышать треск бумаги. Она могла сделать это позже, но решила продемонстрировать презрение к менту, закрепить свою победу над ним. Преступница находилась под защитой закона, который запрещал без санкции прокуратуры прослушивать её переговоры с подельниками, даже если речь шла о новых, только планируемых убийствах.

Тураев был обязан сделать вид, что поверил. И отступить, положившись на мастерство следователей, ведущих допросы арестованных членов банды. Но раз они до сих пор не повесили на Кормилицу ни одного эпизода, значит, в кафе обо всём договорились заранее и выработали линию защиты.

Тураев слёг с тяжелейшим гриппом, как только вернулся из деревни. На Петровку он позвонил из дома и сказал, что пока ничем порадовать начальство не может, после чего рухнул поверх одеяла и сразу же заснул.

А проснулся, вернее, очнулся только утром и увидел над собой перепуганное лицо матери, которую привёз на машине Арнольд. Они оба долго звонили сначала по телефону, потом — в дверь. В конце концов, Нолик достал брелок с запасными ключами. Оказывается, ночью здесь была «неотложка», делали какие-то уколы, но забрать Артура в больницу не предлагали. Сказали, что парень он здоровый, и выкарабкается сам.

— И правильно! — Нора намочила сложенный вчетверо кусок марли в воде с уксусом и положила его на горячий лоб сына. — Хуже всего оказаться на Новый год в больнице! Потом уже всю жизнь нее правишься, я это точно знаю. Наш администратор, энергичная женщина, прекрасный человек, заболела воспалением лёгких. А родные о примете не знали и отправили её по «скорой». С тех пор она каждый Новый год встречала в палате, а недавно скончалась от рака лёгких. Так что лежи целую неделю, сынок, и не вздумай бежать на работу. В бреду ты всё время бормочешь о несовершенных законах. И ещё о том, что признаком лжи является ассиметрия лица допрашиваемого. Между прочим, твоему отцу я позвонила и сказала, что ты тяжело болен. Он и его брат обещали завтра заглянуть…

— Ты бы хоть со мной посоветовалась! — задыхаясь от кашля, просипел Артур, представив, как ужасно он выглядит.

Он был с отцом в странных отношениях — тёплых, сердечных и в то же время официальных. А уж перед своим дядей-поэтом и вовсе стыдно было показаться с помятой рожей и красными кроличьими глазами.

— У них перед праздником куча своих дел…

— Никаких дел! — отрезала очаровательная Нора и поставила на тумбочку рядом с изголовьем сына кружку брусничного отвара. — Встреча с родным человеком благополучно отразится на твоём организме. И дядюшке не мешает чаще видеться с племянником. Если тебе трудно, я помогу привести в порядок лицо и одежду, сделаю влажную уборку. Альберт Александрович согласился с тем, чтобы я прожила здесь неделю. Арнольд по горло занять на работе — в конце года аврал. А я свободна.

После Нового года нужно будет добиться приёма у того самого начальника с большими звёздами и попросить помощи в борьбе против Кобылянской. Придётся признать факт незаконного прослушивания и повиниться, указав на то, что без этих, с позволения сказать, недозволенных методов было бы не вычислить людей, искалечивших его сына.

Даже в детстве Артур не любил жаловаться старшим, но в данном случае другого выхода не видел. И, попивая «Боржоми» в ожидании дорогих родственников, он уже прикидывал, что скажет генерал-лейтенанту, о чём промолчит, на какие чувствительные точки нажмёт. Даже когда прибыли отец с дядюшкой, Тураев отвечал им машинально, улыбался рассеянно, на привезённые фрукты смотрел, не видя их, а слышал только лёгкий треск разрываемой бумаги.

Гости всё это отметили, списали на постгриппозное состояние и через полчаса откланялись. Больной погасил свет и остался один. Голова разрывалась и отказывалась соображать, диван уплывал из-под Артура, и он качался в воздухе, еле сдерживая тошноту. В очередной раз, теряя сознание, Тураев решил когда-нибудь позвонить отцу и попросить прощения за то, что так неласково его встретил.

Всё-таки должна же быть на свете справедливость, думал Артур, наблюдая, как за окном летит чистый-чистый снег. Если людей можно подкупить, запугать или обмануть, то тот, другой суд, звону злата недоступен. Всё мерзкое нутро Кормилицы, скрутившей мужиков в бараний рог, оттуда видно насквозь. Она такая же букашка, как все остальные, ничто в масштабах пространства и времени. Так или иначе, но она ответит за всё…