Книги онлайн и без регистрации » Историческая проза » Волынский. Кабинет-Министр Артемий Волынский - Зинаида Чиркова

Волынский. Кабинет-Министр Артемий Волынский - Зинаида Чиркова

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 66 67 68 69 70 71 72 73 74 ... 118
Перейти на страницу:

Всё обошлось и с рождением ребёнка. Анна часто навещала Бенингну: она отвела ей во дворце Кетлеров покои рядом со своими. Скоро живот Бенингны стал виден всем, а Анна полнела потихоньку, и её беременность никто не замечал.

Когда пришло время разрешения от бремени, Анна запёрлась в покоях Бенингны: старая повитуха была посвящена в тайну. Бенингна избавилась от подушек, а Анна стала крестной матерью родившегося сына. Мальчик был крепкий, большой, толстый.

Анна не находила себе места, по многу раз в день прибегала па половину Бенингны и любовалась сыном. Кормилица, статная крепостная девушка, следила за мальчиком как за собственным сыном, и Анна наблюдала за ним вдвойне.

Перестала сердиться на Анну и мать, когда узнала, что тот конюх, с которым молва соединяла её дочь, женился на её гофмейстерине. Эту историю преподнесла матери сестрица Катерина Ивановна, побывавшая в гостях у Анны и снабдившая мать свежими новостями в своём длинном письме.

Катерина Ивановна тоже была беременна, но удивительно легко относилась к этому. Она зажилась у Анны, которая ухаживала за ней, как за самым родным человеком, и только с неприязнью и подозрением взглядывала на голштинца, постоянно сопровождавшего сестру, — Катерина Ивановна не позволяла этому немцу отлучаться от своей особы ни на минуту. И Анне думалось, что недаром мать, царица Прасковья, так сердится на всех дочерей. А тут ещё получили они весточку — сплетня не сплетня, а молва росла, что и младшая их сестра не обошла себя в женском счастье: тайно от матери и от царского двора обвенчалась с худородным Мамоновым.

Иногда сёстры подтрунивали над собой, втихомолку злорадствуя над матерью, — было от чего той прийти в отчаяние, потерять голову из-за тех поступков, которыми сопровождалась жизнь каждой из сестёр-принцесс, царских дочерей. И они ждали взрыва со страхом и радостью: должна же мать узнать обо всех происшествиях в их жизни, а суровый нрав её не оставлял надежды, что она ограничится молчанием в письмах или просто угрозами расправы. Проклясть — вот и всё, что могла теперь сделать их старая, сварливая и скаредная мать. Они все боялись этого, но судьба распоряжалась ими так, что они не вольны были оглянуться на это предостережение. «Пусть проклинает», — думали все трое втайне и не хотели лишаться радостей жизни, понимая, что матери отпущены теперь только дни и часы, а там уж они станут полными хозяйками своей судьбы. А может, не успеет мать привести свою угрозу в исполнение — худа она стала, почти не встаёт на ноги. Но им не удалось избежать этого проклятия...

И только последние вспышки радости отодвигали эту угрозу. В декабре 1718 года у Катерины Ивановны родилась дочь, и в крещении её назвали Анной (по вере отца звалась она Елизаветой — Екатериной — Христиной, в России же стала Анной Леопольдовной).

Несказанно рада была внучке старая царица Прасковья и всё умоляла старшенькую приехать к ней в Россию. Ждать этого ей пришлось четыре года...

Глава седьмая

Посольство Артемия Волынского возвращалось домой, в Россию. Артемий медленно ехал верхом, покачиваясь при каждом движении лошади, едва не засыпал, а в голове всё время прокручивал последние дни пребывания в Испагани. Он не обращал внимания на ставшую уже привычной мелкую пыль, забивавшую рот и нос, на зуд, нестерпимый от проникающей сквозь одежду этой пыли, на солнце, с самого раннего утра начинавшее палить так, что от его ярких лучей слепило глаза и слёзы застилали их. Словно в мутном мареве расплывались высокомерные вершины гор, зелёные пропасти у края тропы, разноцветными узорами дробились отвесные каменные стены.

Артемию всё хотелось знать, не просчитался ли он где-нибудь, всё ли сделал так, как повелел государь, устроил ли так, как надобно было Петру.

И думалось ему, вроде бы он достойно провёл этот поход за торговым договором, и теперь уже не казались изматывающими долгие прения с первым шахским министром и бесконечные потоки слов по поводу каждого пункта в договоре.

И он опять погружался в атмосферу безграничных споров и разговоров, где на каждом шагу надо было держать ухо востро и опасаться очередной ловушки.

Двадцать одно предложение посланника о торговых связях с Персией постепенно превратились в десять объёмных статей договора, и он был подписан не самим шахом, а его первым министром. Втихомолку радовался Артемий, что в принципе это не было двухсторонним соглашением: как ни изворачивался министр, а подписал он один, и это было равнозначно подписанию капитуляции.

Артемий вспоминал, как хотел возвеличиться перед посланником русского царя первый министр Персии в мелочах, в досадных попытках уязвить самолюбие Волынского. Пригласив его на обед, эхтема девлет велел привезти с собой стул, поскольку не в обычае персов держать дома европейскую мебель.

Зато к обеду он прислал Волынскому лошадей из шахской конюшни. А для самого Волынского лошадь предназначалась с убором — оправленное золотом седло, золотой мундштук весом в тридцать восемь золотников[31], обитые тонким листовым золотом луки, изукрашенный золотой и серебряной вышивкой чепрак. Министр велел передать посланцу, что дарит ему лошадь.

Другие лошади тоже были с убором и определены для свиты Волынского. И в душе Артемия поднялось радостное чувство: раз уж началось с подарков, значит, и переговоры пройдут быстро и в дружеском тоне.

Но он напрасно радовался: когда свита посланника прибыла к дому эхтема девлета, тот не вышел, чтобы встретить Артемия. И в доме ему пришлось ждать довольно долго, пока не появился хозяин.

И у Артемия упало сердце: все эти досадные мелочи этикета не позволяли надеяться на успешное решение его задачи. Однако он подавил все свои чувства и начал с благодарности: именно эхтема девлет добрым словом рекомендовал его шаху и докладывал о дворянах его свиты, хотя Артемий знал, что никаких добрых слов первый министр шаху не высказывал. Да и на аудиенции он то и дело подходил к шаху, что-то шептал ему на ухо, и тот послушно кивал головой. И Артемий уже понимал, что все дела вершит именно он, эхтема девлет, а шах лишь соглашается с решениями своего первого министра.

Эхтема девлет ответил на тонкий комплимент Волынского заверениями в искренней дружбе.

Слуги неслышно внесли золотые мисы со сладостями, поставили их перед первым министром и Волынским. Дворянам из свиты поставили серебряные мисы. Затем последовал и неизменный кальян, кофе, и лишь потом посланнику и его свите предложили настоящий обильный персидский обед. Только после обеда получил Артемий возможность изложить все свои пожелания и жалобы.

Он рассказал о недружелюбном поведении шемахинского хана, о всех обидах, нанесённых ему, посланцу русского царя, приехавшему с любовью и добром. Эхтема девлет качал головой, притворно удивлялся, но Артемий понимал, насколько лицемерны слова первого министра. Он действительно ничего не сделал в отношении шемахинского хана да и на все жалобы Волынского не обратил никакого внимания.

1 ... 66 67 68 69 70 71 72 73 74 ... 118
Перейти на страницу:

Комментарии
Минимальная длина комментария - 20 знаков. В коментария нецензурная лексика и оскорбления ЗАПРЕЩЕНЫ! Уважайте себя и других!
Комментариев еще нет. Хотите быть первым?