Alouette, little Alouette… - Юрий Никитин

Наверное, если продолжить экспоненту, то его сын или дочь будут с обязательными кандидатскими, это как минимум, а то и докторами наук…

Анечка обернулась к ним, веселая и разрумяненная, помахала Аллуэтте.

– Ты что там прилипла к этому тирану?.. Иди сюда, нужна помощь!

Аллуэтта стиснула локоть Максиму.

– Прости, – сказала она, – нужно посмотреть, что она придумала.

– Иди, – сказал Максим, – а то неприлично, когда мы вместе все время. Нужно общаться.

Она упорхнула к цветнику женщин, у них свои тайны. Он огляделся, выбирая, куда пойти. Аллуэтта права, их выпуск не похож на предыдущие разбросом интересов своих бывших студентов.

Вон пришел Савчук и осматривается, он дальше всех ушел от медицины, сейчас занимается программой по «реальной картине Вселенной», так как сейчас видим, к сожалению, только то, чтобы было сотни тысяч лет, а то и миллионы тому. Даже самая близкая к нам звезда, альфа Центавра, расположенная на расстоянии всего ничего, может быть уже вспыхнула сверхновой и сгорела, превратившись в черный карлик, а мы все еще видим яркую звездочку и планируем к ней первой посылать звездолет с людьми.

Как все астрономы, он спокоен, отрешен от такой ерунды, что происходит на крохотной песчинке, называемой Землей, всегда благожелателен и снисходителен, как тот, кто устроил Большой Взрыв и теперь наблюдает за красивым зрелищем стремительно разбегающихся галактик.

Он знает, что температура в центре Земли равна шести тысячам градусов, это как поверхность Солнца, но безмятежен, а вот Аллуэтта уже сходила бы с ума от беспокойства…

Максим тряхнул головой, стараясь отогнать мысли об Аллуэтте, что-то слишком часто о ней думает.

– Привет, – сказал он, – последний раз виделись, если не ошибаюсь, два года тому?

– Три, – поправил Савчук и улыбнулся. – Но мы пока не постарели? Чем занимаешься?

– Как раз тем, – ответил Максим, – чтобы не стареть вовсе. А ты?

– Подсчитываю массу Вселенной, – ответил Савчук без улыбки. – Уже собрал в кучу все звезды…

– Ого, – сказал Максим, – а еще про нас говорят, что мы дурью маемся! В каждой галактике каждую секунду рождаются миллионы новых звезд! Даже я это знаю. Да и вообще, что за методика подсчета, если не определено, когда массу космической пыли считать протозвездой, когда звездой, а когда угасшей звездой, и вообще может ли звезда считаться звездой, когда угасла?

Савчук улыбался широко и довольно.

– Как же приятно смотреть на дилетанта, когда он лезет в такие дебри… Скажи, а ты за кого в правительстве?

Максим сказал виновато:

– Прости, я сам полчаса назад высмеивал таких вот идиотов. Что у нас за страсть – считать себя умнее профессионалов?

Савчук посмеивался, обнял дружески, сказал, что еще увидятся, и отправился к павильону для боулинга, откуда уже доносятся веселые вопли.

Максим медленно прогулялся вдоль старинных вычурных мангалов, приспособленных для приготовления шашлыков, трое докторов наук азартно помахивают специальными веерами над темно-багровыми углями, а те в ответ начинают светиться пурпуром, один весело смазывает комочки мяса большим гусиным пером, смоченным в вине, другой попросту брызгает вином, зажав пальцем отверстие, несколько человек наблюдают с веселым интересом, отпускают шуточки. Женщин мало, хотя несколько длинноногих моделей снуют между гостями, улыбаются всем щедро и приветливо. Но это для фона, точно не золотоискательницы, с которыми он всегда чувствовал себя не в своей тарелке, те слишком уж нацелены и умеют поставить любой разговор так, что втягиваешься все больше, а они получают над тобой власть все крепче и неотвратимее.

Из ярко украшенного павильона, откуда звучит томная музыка, вышел Люис Бридженко, увидел Максима, кивнул издали.

Максим помахал рукой, встретились на краю бесконечного патио, Люис рывком выбросил вперед руку, Максим принял его узкую ладонь в свою и с силой сжал пальцы.

– Еще не сдаешь, старик, – сказал Люис. – Пойдем пройдемся, здесь слишком много музыки.

Он увлек его от павильона в сторону теннисного поля, здесь идет веселое соревнование четыре на четыре, при котором постоянно натыкаются друг на друга в попытках достать мячик, а зрители в восторге орут и верещат.

– Ты где сейчас? – спросил Максим.

– В Швейцарском Технологическом.

– А-а-а, – сказал Максим с уважением, – вообще-то, Швейцария на то и существует, чтоб подчеркнуть масштаб Тюменской области, но Технологический у вас в самом деле крут. Даже круче, чем Германский ИНИРД.

– Это точно, – сказал Люис. – Хотя там и немцы. Или не там?.. Сейчас уже в самом деле мы почти один народ и одно большое пестрое племя человеков… или нация, неважно.

Он взял со стола, мимо которого проходили, два бокала с шампанским, один сунул в руку Максиму.

– Пей, – сказал он поощряюще, – теперь можно не стараться продлить жизнь любой ценой. Мы уже тестируем на мартышках кое-какие клеточные технологии.

Он загадочно улыбнулся и посмотрел на Максима пытливо. Тот вздохнул, сделал большой глоток.

– Вам хорошо, – сказал он после паузы, – а у нас и мартышки под запретом. Дескать, почти люди. Того и гляди, правозащитники пробьют в Госдуме закон о защите мышей.

– Тогда удерем в Китай, – сказал Люис, – там пока еще держатся. Говорят, даже над приговоренными к смертной казни проводят опыты. Может, и врут, но это от зависти, что у них хватает смелости, а у нас нет.

– У них еще не отменили? – спросил Максим. – Счастливые. Я бы тут половину населения казнил.

– Я бы две трети, – заметил Люис.

– Я бы вообще оставил только десятую часть, – ответил Максим, – но вслух же такое не скажешь?

Они понимающе поулыбались друг другу, знают, в какое время живут и что приходится говорить в угоду так называемому общественному мнению, еще раз чокнулись краями фужеров.

Мимо прошли весело щебечущие женщины, яркие и красивые, теперь это быстро и недорого, вряд ли заняты наукой, но вроде бы и не явные золотоискательницы, у тех заметнее нацеленность. Эти же, похоже, тоже из одного из многочисленных ныне агентств по эскорту, просто развлекаются и создают для других атмосферу веселья.

– Подумать только, – сказал Люис, – другие вот так и живут. Все время!

– А у нас монастырь, – согласился Максим. – Но монастырь… дело добровольное. Никто там не держит. Но не уходим же?

Люис улыбнулся.

– Даже если выйдут выталкивать в жизнь миллиардеров, будем сопротивляться?

– И хвататься за откосы, – сказал Максим. – Ты все еще занимаешься темной материей?

Люис сказал мрачно:

– Сейчас пытаюсь доказать замшелым пням в академии, что темной материи не было еще совсем недавно.