Широкий Дол - Филиппа Грегори

Так что мой страх при мысли, что бедняки способны организовать вооруженное нападение на кого-то из собственников, был вполне обоснован. И в то же время я втайне восхищалась теми людьми, которые восстали против этого, чересчур умного, мистера Вулера, пожелавшего забрать себе все то зерно, которое они своими руками вырастили на земле своего родного графства и раньше всегда могли купить по справедливой цене. Они пошли против закона, и если бы их поймали, то повесили бы. Но для местных жителей они стали бы тайными героями, если бы им удалось спасти деревню от голодной зимы; а если бы существовала такая вещь, как обычная, естественная справедливость, то никто не смог бы сказать против них ни одного дурного слова. Реакция Селии, как я и ожидала, оказалась вполне общепринятой.

– Ужасно, – только и сказала она.

А леди Хейверинг продолжила чтение:

– «Пока охранники колебались, посматривая на мистера Вулера и ожидая его решения, откуда-то вдруг послышался громкий голос: «Так ты и есть Вулер? Учти: если шевельнешься, ты труп!» И в то же мгновение прозвучал выстрел, и пуля сбила с головы мистера Вулера шляпу!» – Леди Хейверинг на минуту умолкла, желая убедиться, что на меня это описание произвело достаточно сильное впечатление, и, видимо, была вполне удовлетворена моим потрясенным видом. Она, впрочем, не знала, что нужны годы тренировки, чтобы стрелять с такой меткостью, и я за всю свою жизнь знала только одного человека, который умел так стрелять…

Перевернув страницу, леди Хейверинг снова стала читать:

– «Мистер Вулер быстро повернулся в ту сторону, откуда раздался выстрел, пытаясь высмотреть вожака этой ужасной банды, и увидел огромного черного коня, всадника в седле, а рядом с ним – двух черных собак. И этот всадник снова громко крикнул: «Ружье, Вулер, я уже перезарядил, так что решай скорей, иначе следующая пуля достанется тебе!» В общем, мистеру Вулеру пришлось подчиниться; он оставил и своего коня, и все свои возки с пшеницей и пешком пошел назад, в деревню. К тому времени, как зашевелились хозяева соседних поместий, а тревожные известия о столкновении в лесу достигли ушей мировых судей, повозки с зерном исчезли, как сквозь землю провалились, и нашли их лишь через четыре дня – совершенно пустыми».

– Боже мой, как все это страшно! – прошептала Селия.

Я промолчала. Я очень ясно представляла себе и эту дорогу в сумрачном лесу, и кольцо безмолвных вооруженных мужчин, ведущих себя уверенно и спокойно и подчиняющихся только приказам своего вожака. Значит, этот загадочный человек, разъезжающий на огромном жеребце, умеет так метко стрелять и с такой невероятной скоростью, прямо в седле, перезаряжать ружье, что в это невозможно поверить, и я бы никогда не поверила, если бы не знала Ральфа. Если бы собственными глазами не видела, что такое мастерство возможно, ибо Ральф неоднократно делал это в моем присутствии. Даже Гарри, обладая большим опытом в стрельбе и имея в своем распоряжении самое лучшее оружие, на такое способен не был. Но я сама видела, как Ральф, заставив своего коня стоять совершенно неподвижно, стрелял и перезаряжал свое ружье одной рукой так быстро, что я не успевала досчитать и до двадцати. Мне отчего-то очень не хотелось верить в то, что подобным мастерством мог овладеть и кто-то другой. И вместе с тем мой разум пугался простого логического вывода, который следовал из моего же собственного допущения.

– «Впоследствии мистер Вулер допросил множество людей и был порой весьма жесток, но никто из них так и не сказал ему ни слова, никто не захотел назвать ни имен участников этого злодейского нападения, ни имени вожака банды. По словам мистера Вулера, сам он так и не сумел хорошенько разглядеть этого человека и припоминает лишь, что лицо у него было прикрыто шарфом». – Леди Хейверинг вдруг умолкла и, подняв на меня глаза, спросила: – Вам нехорошо, моя дорогая?

– Нет, нет, – сказала я и только теперь заметила, что стиснула край подоконника пальцами, как тисками. С трудом разжав пальцы, я сказала, стараясь, чтобы мой голос звучал нормально: – Какая ужасная история! Словно дурной сон. А не заметил ли мистер Вулер… – я попыталась найти подходящие слова, – …не заметил ли он во внешности этого всадника чего-нибудь необычного, благодаря чему его легко было бы опознать?

– Очевидно, нет, – сказала леди Хейверинг. – Он предложил огромное вознаграждение тому, кто поможет поймать этого человека, но предателей не нашлось. И этот негодяй, похоже, останется безнаказанным. Я рада, что он в Кенте. Было бы просто ужасно, если бы он вдруг оказался где-то поблизости от Хейверинга… или от Широкого Дола!

Я хотела улыбнуться и кивнуть, но мне это не удалось. Казалось, я совершенно утратила способность управлять собственным лицом; зубы у меня стучали, как в лихорадке, и я снова так судорожно вцепилась в край подоконника, как утопающий из последних сил цепляется за борт судна. Тот безногий бунтовщик из Портсмута, о котором рассказывал мне братишка Селии, и этот бандит из Кента, который ездит на черном коне и умеет так метко стрелять и с такой невероятной скоростью перезаряжать оружие – вряд ли один и тот же человек. Просто глупо, что я так испугалась! И потом, разве можно до такой степени терять власть над собой в присутствии леди Хейверинг и Селии, хоть она и полна сочувствия? Я снова попыталась заговорить нормальным голосом, но изо рта у меня вырывалось лишь какое-то хриплое карканье; казалось, мои голосовые связки застыли намертво, когда я попыталась удержать вопль ужаса, рвавшийся наружу. Похоже, Ральф из моих кошмарных снов начинал обретать человеческое обличье – и не одно, а множество! Он мог появиться и в Портсмуте, и в Кенте, и где угодно. Всегда во главе очередного бунта бедняков, всегда на черном коне, всегда стремясь подобраться как можно ближе ко мне. И если даже я упаду в обморок, то все равно, наверное, постараюсь держать глаза открытыми – на тот случай, если обморочная тьма позволит Ральфу незаметно ко мне подобраться. И он явится на огромном черном коне, в сопровождении тридцати голодных, оборванных, разгневанных мужчин. И ноги его будут отрублены по колено…

Я не помню, как попала домой. Потом выяснилось, что меня привезли назад в карете Хейверингов, и сама леди Хейверинг поддерживала меня, но я ничего этого не помню. Причем я отнюдь не все время пребывала в бессознательном состоянии, хотя дважды действительно падала в обморок, а остальное время была во власти такого всепоглощающего страха, что не могла ни говорить, ни двигаться. Стоило мне закрыть глаза, и мое охваченное паникой воображение рисовало мне Ральфа, который, как сломанная кукла, свисал из острых челюстей капкана; я снова слышала хруст сломанных костей и страшный хриплый вопль и в ужасе открывала глаза, надеясь, что страшная картина исчезнет, и мне тут же чудился за окном всадник на черном коне, и это, конечно же, был Ральф, явившийся за мною…

Как только меня привезли домой, тут же был приглашен наш новый молодой врач, тот самый доктор МакЭндрю, большой умница, репутация которого без труда пережила устроенную мной провокацию у старой миссис Ходгет. Сперва я с трудом различала его лицо, я почти не слышала и не понимала его кратких и очень точных вопросов, и вскоре он оставил меня в покое. А потом я почувствовала, как его рука обнимает меня за плечи и он подносит к моим губам стакан с каким-то горьким питьем. Это была настойка опия, скользнувшая в мое горло, точно эликсир покоя.