Тяжело жить, когда ты сорокалетний, а тебя принимают за лоли 5 - Holname
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Так, в одном из небольших загородных особняков одной совершенно незаметной баронской семьи скрывался мальчик, на вид десятилетнего возраста.
Каждый его шаг, сделанный в длинном коридоре самого верхнего этажа раздавался со скрипом. Деревянные половицы пищали всякий раз, когда кто-то пытался по ним пройти, поэтому все обитатели дома всегда понимали, если мимо их комнат, по коридору, кто-то проходил.
Адольф фон Кавен, младший сын семейства, пробираясь так мимо разных небольших комнатушек, расположенных на этаже, с искренним интересом рассматривал свое окружение. В этом доме они бывали с семьей крайне редко. Лишь в летнюю пору, когда хотелось как можно больше скрыться в глуши, они приезжали в это мирное место и просто наслаждались выкроенным из вереницы рабочих дней отдыхом.
Между тем, помимо рассматривания этого мало привычного здания, Адольф бродил по дому с одной конкретной задачей: найти брата.
Внезапно одна из дверей, находившихся прямо перед глазами, отворилась. Адольф, при виде этого, удивленно затормозил, а человек, выглянувший в коридор, с широкой довольной улыбкой посмотрел на него.
— И чего это мы крадемся? — с хитрой интонацией произнес возвышенный мужской голос. Юноша, выглянувший в коридор, был уже довольно высок для своего пятнадцатилетнего возраста. У него были светло-русые волосы, и такие же светлые, будто медовые, глаза, и очень широкая доброжелательная улыбка.
Адольф, недовольно нахмурившись и даже с какой-то обидой посмотрев на брата, спросил:
— Как ты понял, что это был я?
— Кто еще ходит тихо, словно мышь?
— Опять издеваешься?
Навьер улыбнулся. Подтолкнув дверь еще сильнее в коридор, он спокойно прошел вперед, выпрямился и одним жестом предложил младшему брату пройти в комнату.
Адольф не растерялся. Гордо задрав нос, будто бы ему и не нужно было приглашение, он прошел к брату, а затем, повернув влево, решительно прошел в его спальню. В доме, в котором не раздавались практически никакие звуки, эти громкие шаги и этот противный скрип половиц звучали все также громко.
— Эй, брат… — Сидя на кровати Навьера, упираясь руками в мягкую постель, а ногами болтая где-то над полом, Адольф смотрел на брата, который совершенно спокойно сидел рядом на полу.
Навьер, прижимаясь спиной к бортику кровати, удерживал в руках небольшой холст и кусок черного угля, которым он рисовал по нему. Не отрываясь от своего занятия и даже не оборачиваясь к сидевшему рядом брату, Навьер спросил:
— Что такое?
— А почему ты такой умный?
Юноша усмехнулся. Конечно, ему было приятно слышать подобные слова со стороны человека, которым он дорожил. Продолжая водить по поверхности холста углем, вырисовывая им все более причудливые узоры воображаемого пейзажа, он ответил:
— Я просто много учусь.
— Матушка говорила, что ты с самого начала отличался, от остальных детей. Делал все лучше других.
— Не все, — уверенно поправил Навьер. — Как видишь, в магии я полный ноль.
— Но ведь ты все же поступил в магическую академию?
— В большей степени из-за принципа. — В голосе парня не было ни радости не печали. Пусть на его лице и продолжала сохраняться легкая полуулыбка, говорил он совершенно беспристрастно. — Если уж мне что-то не дается, я должен это исправить. Вот так я и думал.
— Разочаровался? — Адольф слегка наклонился вперед, желая чуть лучше рассмотреть лицо брата.
— Понял, что не все в этом мире можно исправить.
— Но… У тебя же получается колдовать, верно?
Навьер выдохнул. Осознав, что его младший от этой темы не отстанет еще долго, он просто отложил уголь в сторону, повернул голову и спокойно заговорил:
— Проблема в том, что я не могу колдовать в тех количествах, в которых хочу. Каков бы не был мой контроль, объем магии, что я могу создать, все равно, что капля в море.
Адольф на мгновение замолчал. Теперь даже ему было обидно слышать подобное из уст брата, который мог практически все. Нахмурившись, мальчишка серьезно заговорил:
— Ты еще станешь лучше, я уверен.
— А вот я нет. — Навьер грустно улыбнулся. Отведя взгляд куда-то вперед, он посмотрел в сторону окон, через которые на пол падал и растекался яркий солнечный свет. — Учителя говорят, что мне не хватает веры, и, возможно, в чем-то они правы. Я просто не могу поверить в то, что существует один великий бог, который управляет всеми нами.
— Но богов ведь много, да?
— Да, но в своего бога ты должен верить так, будто бы остальных нет. Вот я и не могу поверить на все сто процентов в того бога, которого выбрал.
— Почему?
Навьер задумался. Приподняв взгляд к потолку, как он делал это всегда, когда начинал размышлять вслух, почти шепотом он проговорил:
— Потому что я знаю, что моей жизнью управляет не он.
— А кто же?
Адольф стал хмуриться еще сильнее. Пусть со стороны его поведение и напоминало поведение маленького ребенка, однако весь этот разговор он анализировал тщательно.
— Тот, — вслух заговорил Навьер, — кто когда-то отправил меня сюда, но кто это — я тоже не знаю. Просто… чувствую подсознательно.
— Что значит отправил?
Наступила тишина. Казалось, именно этот миг Навьер и понял, что все это время он говорил вслух, и что его слова могли бы показаться довольно подозрительными тому, кто ничего не знал и не понимал.
— Ну… — протянул парень, пытаясь быстро придумать оправдание. — Это значит…
Внезапно Адольф перебил сам:
— Это связано с тем, что ты начал читать раньше, чем все остальные дети, верно?
Навьер замолчал. Наконец-то посмотрев на младшего брата, который все это время намеренно не сводил с него взгляда, в его глазах он увидел необычайное спокойствие и такую рассудительность, от которой по коже бежали мурашки. Лишь один раз взглянув в эти глаза, Навьер осознал, что Адольф с самого начала уже подозревал его в чем-то, и потому сейчас его сомнения лишь подтверждались.
Усмехнувшись, юноша отложил холст в сторону, оттолкнулся от пола и постепенно начал вставать. Все также продолжая улыбаться, про себя он думал, насколько жутковато выглядел его младший братишка с этой ужасной проницательностью, а также довольно необычной выразительной внешностью: черными волосами, бледной кожей, а также округлыми, словно у рыбы, темными глазами, которые будто смотрели тебе в душу.
— Знаешь, — заговорил Навьер, оборачиваясь лицом к младшему, —