Как Путин стал президентом США: новые русские сказки - Дмитрий Быков

— Слушай, ты! — не вытерпел Менелай. — Что значит — необоснованные требования? Они у меня жену умыкнули, или я чего-то не понимаю? Жену надо возвращать!

— Под надуманным предлогом возвращения жены, бежавшей от бессердечного тирана, — нимало не смущаясь, продолжал вещать Алексид, — ахейцы пытаются обратить троянцев в рабство и вернуть Грецию в до-демократическую эпоху! Мало ли кто кому должен! Со Спарты спросите, с Микен… Почему надо начинать именно с Трои, с единственного города, где научились как следует обжигать горшки?! А теперь, дорогие слушатели, прослушайте скромный концерт лучших бардов Средиземноморья, приехавших поддержать отважных борцов! Конечно, ни в Микены, ни на Итаку их теперь не позовут, но они не смутились и все равно поддерживают осажденный Илион!

Со стен на все лады заголосили аэды и барды, которых и так не взяли бы ни в какие Микены. Все они как следует накачались даровым фалернским и хорошо закусили оливками. Солдаты ахейской армии побросали оружие и побежали смотреть. Со стен Трои щедро спускали бочки с дешевым местным вином.

— Хватит дезорганизовывать армию! — зычно крикнул Ахилл, заглушая бардов. — Не хотите отдавать жену Менелая — давайте биться один на один! Только в таких поединках решаются судьбы великих сражений! — Ищите дурака! — показал язык Алексид. — Встречаться в прямом эфире с человеком, которому напрямую покровительствует Афина, — политическое самоубийство! Наши спорные вопросы мы будем решать с вами только через суд! Если понадобится — Верховный!

За спиной Алексида тут же нарисовался суд — три троянских старца в длинных, до земли, туниках.

— Так они три года будут думать! — крикнул кто-то из ахеян.

— А мы у себя дома, мы никуда не торопимся! — крикнул из-за спины Алексида невысокий бородатый мужчина с быстрыми хитрыми глазками и несколькими глиняными куклами в смуглых руках. — У нас отличная команда!

— Мы — команда! — хором взвыли троянцы.

— А теперь вы услышите обращение Прекрасной Елены, символа троянской вольности! — возгласил Алексид. — Попросим!

— Просим, просим! — зааплодировали ахейские воины. Всем хотелось посмотреть на Елену.

Елена в лучшем наряде, тщательно запудренная для бледности, вышла на городскую стену.

— Простые жители Ахайи! — чуть задыхаясь от волнения, с достоинством начала она. — Пять долгих лет томилась я в заточении у жестокого Менелая, на хлебе и воде, лишенная избирательских прав… ни тебе в цирк, ни тебе в театр…

— Опомнись, Лена! — заорал Менелай. — Все я терпел, все, но хоть не ври! Где ты видела в Древней Греции, чтобы женщина ходила в театр и имела избирательские права?!

— Защитники свободы слова игнорируют трусливые шакальи выкрики прозевсковских армий, — комментировал Алексид. — Кровавая Зевсова шайка вооружила против нас сомнительного авантюриста Агамемнона, у которого что-то там было с дочерями жреца Хриса, а также бездарного пиарщика Одиссея и патологического садиста Менелая! Я молчу уже про Ахилла с его немытыми пятками…

— Вы бы не очень про Зевса-то, — умоляюще прошептал Парис. — Разразит, на месте разразит…

— Как это он меня разразит? — презрительно отвечал телеснообильный специалист по осажденным крепостям. — Он должен демонстрировать олимпийское спокойствие. Если меня разразить, такая вонь подымется, что на Олимпе мало не покажется!

— Ясно вижу Ахайю павшей в прах! — завизжала Кассандра, бегая по городской стене. — Горит, горит Ахайя. красивая такайя!

— Слышите голос пророчицы? — возгласил Алексид. — Пророчица просто так ничего не скажет!

— Ну если это журналистика, — раздался глуховатый голос на городской стене, — то мне надо менять профессию. Вот намедни, я помню… Прощайте, троянцы, я ухожу в никуда.

— Это кто еще такое? — презрительно поинтересовался пиарщик.

— Это местный журналист, Леонид Парфянин, — зашептал Парис, — большой стилист…

— Ну и пусть катится, — пожал плечами Алексид. — Крепче сплотимся.

— Ты прикрываешься пацанами, — оборотился Парфянин к Алкиду.

— Предатель, предатель! — заорал хор пацанов, вытягивая вибрирующие от гнева указательные пальцы в сторону несчастного Леонида.

— Ты предаешь свободу слова! — грозно выступил вперед Деметриус Тибров, что родом с берегов полноводного Тибра. — Иди и не оглядывайся!

Леонид Парфяяин подумал-подумал и присоединился к ахейскому войску. Его «никуда» оказалось подозрительно близко.

— А теперь, — грозно возгласил Алексид, — отважно спустившаяся к нам с политического Олимпа предводительница партии «Яблоко раздора» исполнит для вас свой новый хит «Погрязшие»!

Афродита во всем блеске своей красоты спланировала на городскую стену с золотым яблоком в руках.

— Ахейцы! — начала она. Уже при первых звуках ее божественного голоса ахеяне пали в прах. — Ваши вожди погрязли в коррупции и разврате! Они посылают вас на жестокую, кровопролитную, никому не нужную войну ради своих сомнительных интересов!

— Правильно! — выкрикнул из ахейских рядов горбатый Терсит. — Чеши, мать, режь правду!

— Ахейцы! — продолжала Афродита. — Разве вы не хотите смотреть такое каждый день!

— Знамо хотим! — зааплодировали воины.

— Так не дайте же удушить Народное Троянское Вещание! — закончила Афродита и под рукоплескания вознеслась на Олимп.

Там ее уже ждал с пучком розог нахмуренный Зевс.

— Ты что делаешь? — напустился он на дочь. — Ты кого привела?! Разражу, ей-ей, разражу! Клянусь мамой Геей, папой Ураном, дядей Кроном… — и он набрал воздуху, чтобы произнести длинную и заковыристую клятву.

— Спокойно, папа, — вклинилась Афродита в возникшую паузу. — Ни меня, ни его тебе трогать нельзя. Люди смотрят.

— Что мне люди! — завопил Зевс. — С какой стати я должен считаться со смертными!

— Вот и не считайся, — ласково промурлыкала Афродита. — Что тебе людские дела! Храни нейтралитет. И помни: смертные — это наш электорат.

— Электра… что?! — вскинулся Громовержец.

— Избирательный материал, — пояснила Афродита. — И если ты начнешь уничтожать независимую прессу, лишая народ зрелищ, — жертвенники могут и опустеть…

— Тьфу, — выругался Зевс и пошел выпивать с Посейдоном.

Три дня и три ночи продолжалась осада ахейского войска со стороны осажденного Независимого (Народного, Нашего) Троянского Вещания. Несколько раз за это время солдаты принимались привычно биться, но Алексид то и дело останавливал их, прерывая боевые действия непонятными рекламными паузами. То он среди боя вдруг принимался нахваливать оливки, то ни с того ни с сего запевал «Пьяной горечью фа-а-але-е-ер-на…», то умолял ахейцев, чем попусту драться, написать родителям. Ежевечерне он на троянской стене ругал Зевса, рассказывая такие факты из его биографии, что ахеяне недоверчиво качали головами: