Внуки - Вилли Бредель

тяжелой, но прошла удачно. Вальтер, однако, пролежал много месяцев; процесс выздоровления шел медленно. Когда легкое зажило, пришлось накладывать на плечо новую гипсовую повязку. Всю зиму и весну Вальтер не вставал с постели.

Однажды утром ему принесли телеграмму. Раньше чем вскрыть, он со всех сторон ее осмотрел. Телеграмма из Стокгольма. Айна сообщала, что надеется в самое ближайшее время приехать; о дне приезда она еще сообщит.

Счастливая улыбка блеснула на лице Вальтера; он положил телеграмму возле себя и закрыл глаза. Айна встала в его воображении такой, какой он видел ее в последний раз в Париже. Вздернутый нос, светло-золотистые волосы, тоненькая, веселая, говорливая… Как хорошо она умела болтать, рассказывать, смеяться… И целовать. Умела быть такой же пылкой возлюбленной, как и добрым товарищем. Как же она добьется поездки в Москву? В такой-то момент?.. Он решил в день ее приезда впервые выйти на улицу.

От Айны мысли его перешли к Кат. Она хороша сейчас, белая прядь в волосах красит ее. Как уверенно она чувствует себя в жизни, хотя путь ее отнюдь не был устлан розами. Да и теперь, вероятно, ей нелегко приходится. Кат — человек уверенный в себе, гордый, наделенный чувством собственного достоинства. Ей никогда не пришло бы в голову перед кем-нибудь плакаться на судьбу, а особенно перед ним. Решение, принятое в те далекие дни, когда его выпустили из тюрьмы и они объяснились, Кат и он твердо соблюдали: они пошли каждый своей дорогой, но остались товарищами и друзьями.

Наступил день, когда Вальтеру разрешили встать, а Айны все еще не было. Не получал он и вестей от нее. Май шел к концу, и над Москвой сияло весеннее солнце. Когда Вальтер, опираясь на руку медицинской сестры, выходил на балкон, он различал в конце улицы кусок кремлевской стены с маленькой башенкой. Молодая светло-зеленая листва деревьев радовала глаз своей свежестью; на людях, заполнивших оживленные улицы, были летние светлые костюмы и яркие платья. Хороши были эти весенние дни в Москве. Чудесно было бы чувствовать себя здоровым и крепким и бродить по улицам, по бульварам, по Красной площади этого неповторимого в его своеобразии города.

Вальтер то и дело выходил на балкон; ему хотелось вобрать в себя вид лежащего перед ним крохотного уголка Москвы. Как часто в долгие черные дни-ночи в каменном мешке карцера грезил он о Москве, — представлял себе этот город по снимкам, которые ему доводилось видеть, или по очеркам, которые когда-то читал. Он чувствовал силу и величие Москвы и там, в своей одиночке, и позже — в Праге, в Париже, в Мадриде, под Теруэлем.

В это время на полях и в городах Франции, Бельгии и Голландии шли кровавые бои. Фашистская Германия начала наступление, прорвала фронты французов и англичан, которые за девять месяцев палец о палец не ударили, словно все еще надеялись, что фашисты будут действовать так, как хотелось бы западным державам, и бросят все свои полчища на Восток.

Вальтер следил по карте за ходом боев. Второй раз на протяжении одной человеческой жизни немецкие войска вторгались во Францию, разрушали ее деревни и города, топили в крови ее поля и нивы. Несчастная страна! Вальтер, познакомившийся с французами, особенно с рабочими Франции, знал, как ненавидят они войну, знал, что у них нет ни малейшего желания сражаться за интересы и власть двухсот семейств миллионеров, хозяйничавших в их республике. Знал он и о подкупности, разъедавшей государственный аппарат Франции. Взяточничество было обычным явлением в каждом ведомстве, каждом учреждении, и чем более высокий пост занимал тот или иной чиновник, тем циничнее брал он взятки. Министры же, о чем говорили на всех перекрестках, находились в услужении если не у одной, то у нескольких иноземных держав одновременно. Офицерский корпус французской армии — в этом Айна была права! — признавал лишь одного врага: французских коммунистов, а к фашистам Германии и Италии относился с уважением и симпатией. Поэтому Вальтера не удивляло, что немецкие армии одерживают быстрые и легкие победы и без труда продвигаются к самому сердцу Франции.

Доктор Андреев, больничный врач, оперировавший Вальтера, довольно хорошо говорил по-немецки. Он был примерно того же возраста, что и Вальтер, человек лет тридцати семи — тридцати восьми, приземистый, крепкий, с круглым умным лицом и добрыми ясными глазами. Движения его, как и речь, отличались живостью и быстротой. На этот раз, осмотрев Вальтера, он сказал:

— Так-то, товарищ! Теперь вы полностью отремонтированы и скоро сможете от нас отчалить.

Он улыбнулся; «ремонтировать» было его любимым словечком. Он ремонтировал людей.

— С легкими у вас обстояло хуже, чем вы предполагали. И лопатка была здорово раздроблена. Но мы ее склеили и привели в порядок.

Врач присел на край кровати. Это означало, что ему хочется немного потолковать. Он спросил:

— Ну, что вы скажете о наступлении немцев? Они форменным образом подмяли под себя французов. Я большего ждал от «линии Мажино».

— Да ведь немцы обошли «линию Мажино». Они опять вторглись в Бельгию, а заодно и в Голландию на этот раз.

— Да, верно. Но разве французы не могли этого предвидеть?

— У меня другой вопрос, товарищ Андреев. Как вы расцениваете отношения между Советским Союзом и гитлеровской Германией? И пакт о ненападении между Советским Союзом и Германией?

— Этот пакт — пощечина империализму! — ответил доктор Андреев.

— Гм!

— Все эти господа в Западной Европе своей цели не достигли. Не на нас, а на них фашизм пошел войной.

— А Гитлер?

Доктор Андреев ответил вопросом:

— Как, по-вашему, Наполеон был гением? — И, не дожидаясь ответа, продолжал: — Конечно! Но даже у него бывали крупные, почти непонятные просчеты; возможно, что в своем безумии он верил в собственную непогрешимость. Гитлер тоже, несомненно, думает, что он непогрешим. Но что такое Гитлер? Видите ли, Гитлер всего лишь Гитлер, не больше! Учтите, что Наполеон появился в начале буржуазной эры, что его вынесла на гребень волны победоносная буржуазная революция во Франции и что он был представителем восходящего класса буржуазии. Гитлер же появился в конце буржуазной эры, он поднялся из отвратительного болота загнивающей реакции, он — агент нисходящего класса. В этом все дело.

— Все это правильно, — согласился Вальтер. — Но когда…

Врач перебил его:

— Кто выпестовал немецкий фашизм? Господа империалисты Соединенных Штатов, Англии и Франции! В его лице они готовили себе на континенте наемника, меч против нас, против социализма. Им не дают покоя мечты о нашей украинской пшенице, о нашей уральской стали и о нашем донбасском угле, а главное — о нашей закавказской нефти. А что успехи социалистического строительства им