День револьвера - Андрей Уланов

В яме было холодно.

Давно я так не замерзал. То ли сказалась рана и кровопотеря, то ли страх брал свою долю, но уже через пару часов после захода солнца ноги у меня превратились в две сосульки. С руками было немного легче — спасибо пончо и тому троллю, что не ободрал его с пленного.

Вообще тролли — а прихвативший нас отряд состоял по большей части как раз из них — отнеслись к захваченной добыче на удивление мягко. В смысле: не убивали тех, кто бросил оружие, а раненых вроде меня даже и не били.

— и-и-и-голодная-я-несчастная-я-я-я…

— Да пристрелите же эту шавку! — взмолился кто-то в соседней яме. — Сил уж больше нет.

Три предыдущие мольбы аналогичного содержания часовой оставил без внимания, но в этот раз он снизошел до ответа.

— Слюшать не мешай, ага! Такой мелодичный завываний…

— Что?! А-у-у-о! О-о-о!

Судя по донесшимся звукам, тролль отстаивал свои музыкальные предпочтения тупым концом копья или прикладом.

— Чертова нелюдь… — проворчала темнота справа от меня.

— Три «ха-ха», — тут же отозвался голосок слева. — Можно подумать, Шарго, в твоей кутузке всем постояльцам полагалось шелковое постельное белье и горячее трехразовое питание.

— Смейся-смейся, дарко, — процедил шериф. — Пока можешь. Посмотрим, как ты будешь смеяться завтра на рассвете. Зеленошкурые любят извлекать из своих жертв… разные звуки.

— А ты, конечно, как истинный джентльмен, пропустишь даму вперед?

Я поежился. Пожалуй, вторым после холода неудобством ямы был именно подбор соседей. Конечно, глупо было бы надеяться, что тролли выроют для меня отдельную нору, но этому обществу я бы предпочел даже Толстяка.

По крайней мере, нас разделяла плетенка из довольно толстых прутьев. Она, а также бродивший вокруг ямы любитель заунывных мелодий внушали надежду, что хотя бы до утра я доживу.

Если, конечно, сами тролли не имеют на этот счет иное мнение, ехидно напомнил внутренний голос. Слышишь бум-бум-бум? Еще один тролль идет сюда — и вряд ли он собрался пожелать всем приятных снов.

— Трой велел: начинать.

— А с которого? — поинтересовался часовой.

— Не сказал.

— Затык…

— Затык, — согласился второй тролль. — Выбрать надо…

Тролли на некоторое время замолкли, а затем вдруг принялись издавать странные скрипящие звуки — словно кто-то раскрутил сто лет как несмазанный ворот.

— Не знаешь, которого барана выбрать… — выдавил сквозь скрипы часовой.

— …бери самого жирного! — закончил второй тролль, наклоняясь над ямой. — Воистину мудрая пословица… у-ук!

— Чертовы зеленокожие ублюдки! — простонал шериф.

В первый миг я решил, что Шарго лишился руки. Но тут часовой сдвинулся на полшага, открыв этим путь для лунных лучей, и я разглядел предмет, который с очень озадаченным видом изучали оба тролля. Им оказался рукав куртки.

— Большой Медведь, твоя порой бывает неуклюжее человека, — укоризненно сказал часовой. — Я хотел эта одежда своему младшему дарить.

— Прости моя… — покаянно вздохнул Большой Медведь. — Моя не хотел, чесна-чесна…

— Смотри, как нада.

Часовой положил ружье, наклонился, схватил шерифа за шиворот — оставшаяся часть куртки при этом протестующее заскрипела — и выдернул его из ямы.

— Учися…

Билл Шарго дернул плечом и откашлялся.

— Удачи вы двое мне, конечно, не пожелаете, — произнес он. Обращаясь то ли к нам, то ли к троллям. — Да и черт с вами! Подавитесь!

Судя по последовавшему плевку, тирада шерифа предназначалась все-таки нам с Линдой.

— Шагай-шагай, бледношкурый…

— Не трогай, тварь! Сам пойду…

Как и следовало ждать, подобная «просьба» возымела строго противоположное действие — тролль, размахнувшись, отвесил шерифу «шлепок» по заду, после которого Шарго взлетел вверх и скрылся из доступного мне поля зрения. Парой секунд позже раздался громкий треск и настоящий взрыв ругани, причем ругались минимум пятеро — сам шериф и те, в чью яму он так «удачно» приземлился.

— Билли, как всегда, в своем репертуаре, — негромко хихикнули слева. — Надеюсь, в картах ему повезет не больше.

— В картах? — удивился я.

— Конечно. — Судя по тону, дарко была удивлена моим незнанием ничуть не меньше. — Это все знают…

— Вычти из этих всех меня.

— Покер. Боевой вождь троллей Трой всегда играет с пленными несколько партий в покер. Выигравший получает жизнь и свободу, сыгравший вничью — быструю и легкую смерть.

— И как, многим посчастливилось?

— Я слышала о пятерых. Сколько было проигравших, известно Трою да чертям в вашей преисподней. Факт, что тролль великолепно играет в покер, — добавила Сальватано и, помолчав, спросила: — Хочешь сказать, не знал этого?

— Нет, откуда. Я же новичок в Пограничье.

— Тогда почему ты сдался, а не пустил себе пулю в лоб? Или ты не знал и того, что делают зеленые с попавшими к ним в лапы?!

Честный ответ на этот вопрос звучал как: «все сдались, и я за ними». Однако выставлять себя таким глупцом не хотелось. Даже когда твой собеседник имеет очень мало шансов увидеть следующий закат. Как, впрочем, и ты сам.

— Знал, конечно. Но церковь запрещает самоубийство…

По ту сторону решетки тихо фыркнули.

— Когда дело касается зеленых, об этой заповеди даже священники забывают. Или ты из этих… святых подвижников, что стараются быть праведнее самого папы римского, а револьвер — так, для красоты носишь?

— Вот еще, скажешь… я — простой парень из Кентукки, только и всего. Просто… я подумал — пока живешь, надежда всегда остается. А для покойника уже все кончено. Где-то так.

— Чувствуется, у тебя мало знакомых некромантов, — заметила дарко. — А не то бы ты пел совсем другие песни.

— С пением у меня всегда было неважно. Даже в церковный хор не взяли.

— В остальном ты был сущим пай-мальчиком? — Бледное пятно за решеткой придвинулось ближе. — Маленький провинциальный городок, где все знают друг друга, воскресная школа, проповеди, на которых так скучно и тянет в сон…

— Ты так говоришь, будто сама росла в таком городке…

— Говорю, потому что у меня не было такого детства, — сухо произнесла Линда. — И не могло быть.

«Ну попробуй, — вспомнил я слова Толстяка, — вообразить себя негром, нет, лучше негритянкой».

Наверное, вообразить детство темного эльфа не стоит даже пытаться. Если оно у них вообще бывает.