Остров Тайна - Владимир Топилин

– Мельников-то!

– А ить точно! – подскочил на ноги Григорий. – Видать, Варька, у тебя корова ишшо не все мозги задом выдула!

– Правду девка сказала! – притопнул ногой Захар. – Про Ваньку-то забыли. Только он нашему горю помочь может, больше нихто.

Деды поспешили по тропинке за угол дома. Василиса крикнула вслед:

– Один-то хто-нибудь с ружжом останьтесь! Вдруг вернется…

– Без тебя знам! Сейчас, лодку только спихнем, – не поворачивая головы, ответил Григорий.

Старики подошли к озеру. Одна лодка, привязанная к мосткам, мирно покачивалась на воде, вторая, перевернутая вверх дном, лежала на берегу. Не сговариваясь, перевернули вторую на брюхо, с трудом столкнули на воду. Оба знали, что на противоположный берег и обратно нужно добраться как можно быстрее.

– Ты пойдешь али я? – спросил Захар у Григория.

– Да садись ты под весла, – глухо ответил тот. – Я тут пока баб покараулю. Только возвращайся скорее!

– Вернусь сразу. Лишь бы Ванька дома был, – заверил Захар и, крепко уцепившись за весла, бесшумно опустил их в воду.

Подчиняясь уверенным действиям опытного рыбака, лодка послушно отошла от берега, развернулась, пошла в выбранном направлении. Григорий какое-то время наблюдал за отплывающим от берега товарищем, но скоро повернулся к дому.

Четко и мерно загребают воду длинные весла. Уключины, смазанные воском и рыбьим жиром, не скрипят, а издают глубокие, глухие звуки, напоминающие утробный стон голодной совы: вы-ынь-подай! Вы-ынь-подай!

Захар знал всех мужиков из колхоза «Рыбак», которых забрали на войну. В деревне да на пасеках остались бабы, дети, старики. Заменили женщины своих мужей, братьев и сыновей на работе, расставляя рыбацкие сети, осенью и зимой промышляя белку и соболя. Но никто из них не плавал по ночному озеру на лодке.

Приостановился Захар, чтобы перевести дух. В былые годы он переплывал на спор озеро поперек без остановки самым первым. Купец Горюнов, поглядывая на часы, озвучивал время: сорок три минуты. От его берега хорошо видно, как на другом берегу, мимо домов, по грязной улице центральной усадьбы лошадь тянет телегу. На лодке туда и обратно, не останавливаясь, за день можно сплавать пять раз.

Большое озеро Гусиное, глубокое. По берегам – тайга темнохвойная, зверя и птицы не сосчитать, из воды рыбу никогда не выловить. В многочисленных лиманах и заводях гнездятся утки, гуси. По-настоящему гусей бывает много тогда, когда полетит осенью на юг северная птица. Останавливаются на озере для отдыха сизые стаи. В такие дни поверхность зеркального водоема покрывается мутной гогочущей пленкой. Поэтому и дано название озеру – Большое Гусиное.

Дед Захар помнит те времена, когда люди жили отдельно друг от друга, небольшими семьями или родами. В основном это были старообрядцы и православные, промысловики, любители воли и свободы. Общее число их не превышало пяти десятков. Два-три дома, срубленные из крепких, ядреных лиственниц, назывались дворами, пасеками или станками. Каждый двор располагался на определенном расстоянии друг от друга. Все, кто жил вокруг озера, знали соседей поименно.

Между людьми разной веры никогда не возникало разногласий. Старообрядцы к своим знакомым, гусиноозерским, относились с уважением, не отказывая в просьбах. В самой отдаленной, северной, глухой части озера стоял монашеский скит, а в его южной части, на некоторой возвышенности, открытые со всех сторон людскому взору и солнцу, стояли дома, склады и ледники купца Горюнова.

Добыча рыбы, птицы и пушнины являлась главным ремеслом. Рыбалка и охота приносили людям ощутимый доход, от которого они могли в период межсезонья жить безбедно. Мужчины носили кожаные сапоги и картузы, женщины имели до дюжины всевозможных нарядов и украшений.

Рыбалка на озере велась круглый год. Охота на водоплавающую птицу и промысел мягкого золота – посезонно. Рыбу солили, коптили, морозили, хранили в ледниках. Продавали только гусей. Пушнину: соболей, колонков, песцов, горностаев и белок, добытых за длинную, северную зиму, охотники сдавали в метельном феврале. Все богатства, добытые на озере и ближайших просторах, хранились на складах и в ледниках купца Горюнова. Два раза в год, в декабре и марте, когда реки, ручьи и озера еще не показались из-подо льда, он пригонял от Енисея подводы, чтобы увезти к Великой реке драгоценный груз. Бывали годы, когда за зиму от озера к Енисею уходило до десяти обозов.

До массового прилета гусей заранее в сентябре в каждой семье готовили плоты из сухого леса, которые в последующей охоте играли роль скрадков. Они имели основательную, большую площадь, размером не менее шесть на шесть метров для лучшей устойчивости на волне. В середине, между бревен, охотники оставляли дыру, свободный доступ к воде, а сверху плоты маскировали травой и камышом. Подобное сооружение походило на небольшой островок, которого не боялись гуси.

Перед началом охоты, обычно ночью, на плот садились два-три человека, осторожно промысловики подгребали в дыре к гусиной стае. В итоге, не издавая лишнего шума, плот медленно подплывал к добыче на расстояние выстрела. Отстреливали птиц через бойницы из малокалиберных винтовок с торбой, стараясь попасть гусю в шею или голову. При удачном выстреле птица умирала мгновенно, не успев испугать собратьев по крылу.

Торбой у охотников называлось самодельное приспособление для гашения звука выстрела. На конец ствола винтовки надевался легкий ящик из бересты, внутрь которого накладывали мокрый мох. Ящик крепился таким образом, чтобы его объем распространялся по бокам и вниз ружья, не загораживая мушку и целик малокалиберки. В нем имелось два небольших отверстия: один для ствола, другой для вылета пули. При стрельбе звук выстрела и пламя гасились в ящике до минимума. В некоторых случаях, при удачно изготовленной торбе, он походил на плеск брошенного в воду камушка. Гуси не боялись его, продолжая сидеть на воде до тех пор, пока стрелки не выбивали половину стаи. «Торба» служила неким прообразом глушителя на стрелковом оружии. Кто и когда придумал это, история умалчивает. Единственным недостатком кустарного изобретения был большой объем – неудобно носить. Но на плоту эти неудобства для охотников не были обременительными.

Чтобы попасть гусю в шею или голову на расстоянии от семидесяти саженей и дальше (подплыть к стае ближе случалось не так часто) с покачивающегося на воде плота в плавающего на волнах гуменника, необходимо было иметь большое мастерство. Для этого был нужен не только острый глаз и твердая рука, но и опыт, приобретаемый с количеством выстрелов. Промахнуться и выпустить дорогостоящий патрон в воздух у охотников считалось позором, вспоминаемом при любом удобном случае острым словом.

К гусиной охоте на плоту глава семьи допускал своего сына или зятя тогда, когда тот без промаха попадал в шею бегающей по двору курице. Соответствующий образ жизни – охота с детских лет – был нормой. Мальчики брали в руки ружье в том возрасте, когда могли поднять его и приставить приклад к плечу. И садились на плот стрелками в тринадцать, редко в четырнадцать лет.