Наказать и дать умереть - Матс Ульссон

– Я буду осторожен, – пообещал он.

Лаксгорд кивнул и поднял стекло. Полицейская машина тронулась с места.

Отсюда довольно далеко до Е6. Они преследовали его до самой трассы.

Черт!

Он свернул направо, заметив слово на щите со стрелкой: «Аллерум».

Теперь все равно.

Он не отказывался от своих намерений, но полиция на хвосте – это не шутки.

Что за черт этот Лаксгорд?

Сольвикен, август

Я проснулся, охваченный ужасом.

Бодиль еще была на кончиках моих пальцев, на моем языке, и подушка оставалась мокрой от ее непросохших после душа волос, но сама Бодиль исчезла.

Я сел. На полу перед дверью валялись босоножки и платье.

Значит, она где-то здесь.

Успокоившись, я встал, надел рубашку и шорты и вышел в гостиную.

Там раздавались голоса. Или нет, один голос. Очевидно, Бодиль разговаривала по телефону.

Потом в окне мелькнул ее затылок, и я подошел ближе.

Я ошибся. Бодиль была с девочкой, что убегала в лес при малейшей попытке заговорить с ней. С дикой кошкой, которую я спрашивал, не видела ли она, кто подложил в мой почтовый ящик фотографию.

Впервые я сумел разглядеть ее как следует.

У малышки были темные волосы, заплетенные в косу. Она немного косила, но это ее нисколько не портило.

Милый ребенок, но уж очень серьезный.

Меня удивил ее наряд, напоминающий о тяжелом послевоенном детстве. Шорты и кроссовки такого фасона не продаются в копенгагенских бутиках, где одеваются современные девяти-десятилетние девочки. С утра опять накрапывало, и на малышке был короткий дождевик, едва достающий до талии. Она молчала, не спуская глаз с Бодиль, которая, похоже, рассказывала о своей дочери.

Я приблизился к двери, девочка вздрогнула. Однако стоило мне выйти на веранду и встать рядом с Бодиль, как она быстро оглянулась и скрылась в лесу.

– Куда она? – удивился я.

Там не было даже тропинки, я проверял.

– Кто она? – в свою очередь спросила Бодиль.

– Не знаю, – пожал плечами я. – Она часто приходит сюда и смотрит. Интересуется, что мы здесь делаем с Симоном, но ничего не говорит. А стоит ее о чем-нибудь спросить, убегает. Так близко, как к тебе, она еще ни к кому не подходила.

Я наклонился и поцеловал Бодиль в лоб.

Она взяла мою руку и серьезно сказала:

– Мне надо ехать.

– Я знаю. Кофе выпьешь?

– Если поставишь сейчас.

На Бодиль была моя рубаха и ботинки.

– Сексуальный прикид, – заметил я.

Это была правда. И вообще, я очень обрадовался, увидев Бодиль. Уж не знаю, обратила ли она на это внимание.

– Поставь воду для кофе, – повторила она.

Пока я хлопотал у плиты, Бодиль мылась под душем.

– И как я сегодня выгляжу? – Она вышла из ванной и приняла у меня чашку с кофе.

– Фантастически.

Она напоминала булочку со взбитыми сливками.

– Играешь на гитаре? – поинтересовалась Бодиль.

– Нет.

– А это? – кивнула она на футляр.

– Это стояло здесь до меня.

– Он слишком легкий, похоже пустой.

– Гитары там нет, – согласился я.

– А ты его открывал?

Я решил предпринять отвлекающий маневр:

– А почему бы вам с Майей не навестить меня сегодня после обеда? – (Она покачала головой.) – А завтра?

– Я должна все обдумать.

То есть это ей предстояло все взвесить, оценить и сделать выводы. Такой ответ не предвещал ничего хорошего.

– Тебе не понравилось? – спросил я.

– Почему… – замялась она, – я… я просто не знаю.

Мы замолчали.

Я смотрел на Бодиль, она смотрела в стол. Ее лицо оставалось серьезным, волосы приятно пахли.

– Билл Клинтон сказал правду, – первым нарушил тишину я.

Бодиль улыбнулась:

– Мне… то есть нам надо уехать.

– Тебе и Майе?

– Не только.

– О’кей, – кивнул я.

– Неделя на Канарских островах. Мы давно решили. Майя сможет поплавать и поиграть с другими детьми.

– Я всегда вас жду.

– Это не обязательно. – Бодиль покачала головой.

– Похоже на диалог из плохого сериала.

Бодиль улыбнулась. Она была так прекрасна, что у меня на глазах выступили слезы.

– Ты мне нравишься, с тобой хорошо, – прошептала она.

– И?..

– Не знаю… так быть не должно… я и не собиралась…

– Со мной что-то не так?

– Нет, просто слишком много для одного раза. – Она поставила чашку на стол. – Мне пора. – Потом встала и погладила меня по щеке. – Спасибо. За еду и за заботу. Мне это очень нужно.

– Что-что, а это я умею, – пошутил я.

– Я заметила.

– Приезжай когда захочешь.

– Пока, Харри, – ответила она и вышла.

Сначала из кухни, потом из дома, по тропинке к гавани, к машине, к Майе, на Канары – прежде чем я успел сообразить, что же произошло.

– Твоя зубная щетка всегда будет ждать тебя! – прокричал я ей вслед.

Но Бодиль уже садилась в машину. Она и не оглянулась, когда выруливала на дорогу. Может, всему виной мое больное воображение, но мне показалось, что она плачет.

Минут пятнадцать я стоял у окна, словно надеялся, что она вернется, что выпрыгнет из машины, оставив ее катиться по склону к гавани, что мы поцелуемся и весь Сольвикен выйдет на улицы нам аплодировать. Иногда жизнь представляется мне дешевой мелодрамой.

А главная проблема в том, что я опять остался один.

Или нет. Нас двое. Оглянувшись, я увидел на полянке перед домом девочку.

– Бодиль скоро вернется, – пообещал я.

Малышка не отвечала, но и не убегала в лес.

Я подошел к почтовому ящику за газетами. Там снова лежал конверт, на этот раз белый.

«Харри Свенсону» – гласила надпись от руки.

Я вернул конверт в ящик и снял рубаху. Во второй раз доставал его пальцами, обернутыми в ткань. Пора получать диплом криминалиста.

«Дикая кошка» все еще ждала на поляне.

– Послушай, ты не видела…