Хочу сны. Игра уравнителей - Марк Йерго
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ох, а я уже и не надеялась дозвониться! Звонила вчера. Надеялась, ты вернёшься к вечеру, как и обещал.
– Я предупреждал, что экскурсия может затянуться, – Виктор спустился на пол и сел на пыльные туфли. – Только сегодня утром вернулись…
Женщина на том конце провода демонстративно кхекнула, перебивая, и заговорила со странной торжественностью:
– Прежде чем вы начнёте рассказывать о своей поездке, профессор, позвольте поздравить вас с днём Рождения!
Виктор не следил за календарём уже долгое время. Значит, сегодня 27-е октября.
– Хоть ты и не любишь этот день, – продолжала мама. – А я всё равно поздравляю тебя. И желаю всего, чего сам себе желаешь!
– Оригинально, – съязвил Виктор, а затем смягчился. – Спасибо, мам.
– Я выслала тебе денег вместе с подарком. Хотела приехать сама, но я же знаю, как ты не любишь сюрпризы. Никогда не любил.
– Нет более здравомыслящей женщины на свете, чем вы, Елена Сергеевна, – с деланным почтением произнёс Виктор.
– Благодарю вас, профессор, – подыграла мать и, чуть помедлив, щёлкнула зажигалкой. – Ну, как поездка?
– Неплохо.
– Неплохо и всё?
– Ну да. Неплохо.
– Узнал что-нибудь новое? Что интересного видел?
Виктор подумал и соврал первое, что пришло на ум:
– Ездили на Ленина смотреть.
– Ого! И как он там?
– Он знал лучшие дни.
Женщина одобрительно посмеялась, и странным образом через тонкую нить проводов Виктор почувствовал материнское тепло и понимание, какого не чувствовал с самого детства. Недавние тревоги словно отошли на второй план, и он выпалил:
– А вообще, поездка была просто замечательной, если честно!
– Так-так-так, это уже интереснее.
Виктор прикрыл глаза, представляя, как мама тоже садится удобнее в кресле и стряхивает пепел с сигареты.
– Подружился с кем-то? – спросила она.
– Да. С девушкой.
– О божечки! Неужели у тебя появилась подружка?
– Ну, можно и так сказать. А что в этом удивительного?
– Ничего удивительного! Просто я очень рада за тебя, – голос женщины прозвучал искренне.
Виктор обнял телефонную трубку головой и шеей так крепко, словно лучшего друга, но внезапно помрачнел.
– Подробности, профессор, подробности! – требовала женщина. – Как зовут твою подружку?
– Мам, – тихо произнёс Виктор.
– Что такое? – в её голосе послышалась та же напряжённость.
Почувствовав, что она чувствует, он решил «зайти издалека»:
– Мам, как там расследование?
Женщина ответила не сразу.
– Ничего нового, – сдержанно сказала она, наконец. – Да и не будет уже, наверное. Ты же сам в прошлый раз так сказал, – в этих словах улавливалось скорбное смирение. – Я уже и не надеюсь… А почему ты спросил?
– Да так, просто.
– Я же знаю тебя, Витенька, – строже сказала женщина. – Ты никогда ничего не спрашиваешь «просто так». У тебя что-то случилось?
– Нет, нет, ничего такого, – попытался успокоить её Виктор. – Просто во время экскурсии, я познакомился ещё кое с кем…
– Кое с кем?
– Да так. Один парень с зоологического. Мы с ним немного пообщались. Я ему рассказал об Артуре, и он натолкнул меня кое на какие мысли. Это может ускорить расследования о его убийстве.
– О Боже! – воскликнула мама. – Что это за парень? Он что, знал Артура? Он был его другом или вроде того? Он ничего тебе не предлагал? Боже, Витя, с кем ты связался?!
– Нет, мам! – чуть рассердившись, перебил её Виктор. – Ничего он не предлагал мне! Да он и не знал Артура.
– А что тогда?
– Я скажу, если прекратишь перебивать, – Виктор тяжело вздохнул и выждал несколько секунд тишины, собираясь с мыслями. – У этого парня отец военная шишка, вот и всё. Я ему рассказал об Артуре и тот пообещал помочь, через отца.
– Сынок, ты – не Артур! – словно с упрёком произнесла женщина. – Ты совершенно не умеешь врать! Либо ты что-то недоговариваешь, либо ты всё выдумал. Правда, я не знаю – зачем? Решил пошутить надо мной? Поиздеваться? Ты таким образом мстишь мне за что-то?
Виктор до боли прикусил кончик языка, проклиная себя за то, что заварил эту кашу.
– Нет, мама. Нет! Я не вру и не издеваюсь. Всё как я рассказал. Клянусь тебе!
– Ты можешь дать мне номер телефона этого твоего нового друга? – почти потребовала мать. – Я бы хотела поговорить с его отцом.
– Мам, это неудобно будет. Он занятой человек. И к тому же, я дал твой номер. Если что-то нужно будет, он сам тебе позвонит, – Виктор покачал головой и сожалением добавил. – Да и не нужно было зря тебя обнадёживать… Может ничего и не выйдет.
– Витя, – женщина глубоко вздохнула. – Ты не должен забивать себе голову такими проблемами. Конечно, ты, молодец, что воспользовался ситуацией. Но я не хочу, чтобы ты переживал так, как переживаю я…
Виктор закатил глаза к потолку.
– … ходи на учёбу, общайся с друзьями, – она неожиданно шмыгнула носом. – Прошлого не вернуть. Я с этим смирилась… Пытаюсь.
Виктор прикрыл глаза и буквально увидел слёзы, стекающие по материнским щекам, от чего в сердце у него защемило.
– Его уже не вернуть, – проговорила мать, предательски всхлипывая. – Нам нужно просто смириться и жить дальше. Верно? Скажи мне, сын. Верно?
Виктор прикусил добела сжатый кулак. Не забивать голову? Оставить всё? Сдаться? Кто должен узнать правду, если не мы с тобой, мам?
– Почему ты молчишь?
– Да, мам, прости, – смиренно ответил он на выдохе. – Всё верно ты говоришь. Я, правда, не хотел тебя расстраивать. Забудем об этом.
Они оба молчали так долго, что казалось, весь мир буквально исчез в этой вязкой душной тишине.
– Береги себя, сынок, – наконец как можно заботливее произнесла женщина.
– Да, мам, – сказал Виктор. – И ты себя.
Он ещё какое-то время сидел на полу, оставив гудящую трубку свисать на проводе. В квартире было слишком тихо. Даже проспект за окнами жужжал как-то вяло, совершенно по воскресному. Затем Виктор повесил трубку и вернулся в спальню. У плачущего окна молчали иссохшие трупы растений. Он долго стоял над ними и водил по их хрупким стеблям пальцем, смотрел на сухую землю в горшках, разглядывал белый обшарпанный подоконник, усеянный мёртвыми мошками.
Затем Виктор взглянул на пол, где на уродливом узорчатом ковре лежала скомканное верблюжье одеяло и простыни. Ему захотелось лечь и уйти в мир снов, но внезапно в животе зажгло сильнее прежнего, и он скривился от боли.