Перспектива смерти - Ярослав Питерский

Но Поляков не остановился. Шаг, еще один. Вот он сарай. Вот ворота. Еще десять метров. Пять. Виктору вдруг вспомнилась сцена, из какого-то американского вестерна. Там главный герой, тоже – вот так, шел в открытую, на расправу со своим врагом.

– Ковбой мать его! – выругался сам на себя Поляков.

Виктор уже слышал, какую-то возню там, в сарае. Он слышал, как тяжело дышит подполковник. Легкие Безбородько свистели от напряжения. Частое дыхание. Три метра. Один. Еще шаг.

Выстрел грянул так громко, что у Полякова заложила перепонки. Он непроизвольно пригнулся и присел, зажмурив глаза. Ему показалось – все. Все. Какие-то черное белые кадры. Какие-то всполохи.

И вдруг тишина.

Тупая звенящая тишина.

Виктор открыл глаза. Не произвольно посмотрел себе на грудь. Никаких следов от картечи. Он не ранен! Безбородько промахнулся. Но у него есть еще один патрон. Есть! Сейчас грянет еще выстрел и тогда точно все. Промахнуться с трех метров просто не реально! Виктор глубоко вздохнул. Он поднял взгляд. Дотянулся до створки ворот.

Он зашел вовнутрь. Не просто зашел, а запрыгнул. Но тут же понял – больше выстрелов не будет. Подполковник сидел в углу. Его спина опиралась о стену. Ноги были широко раскинуты. Руки свесились плетьми вдоль туловища. Правая кисть обхватила карабин.

Вместо головы у подполковника осталась лишь одна нижняя часть. Челюсть и красное месиво. Картечь разорвала череп на мелкие куски. Мозг разлетелся по доскам стены, словно мякоть перезрелого арбуза. Безбородько свел счеты, с жизнью, вставив ствол в рот.

Виктор стоял и смотрел на эту жуткую картину. Он сжимал кулаки. Слезы покатились по щекам. От бессилия, Поляков завыл – словно волк. Виктор упал на колени и упершись головой в деревянный пол начал биться лбом.

– Сука! Сука! Ты должен был мне сказать! Должен! Должен был мне сказать!

В этом приступе истерики, он, даже не услышал, как к сараю подъехал «УАЗик». К воротам подбежали несколько бойцов СОБРа. Они выскочили из машины. Но трогать Полякова никто из них не решился. Спецназовцы молча смотрели, как Виктор долбится об пол головой.

Через пару минут подъехал еще один «УАЗик». Из него выскочила испуганная и растрепанная Вера Лесина и начальник управления собственной безопасности. Они забежали в сарай. Вера грохнулась на колени рядом с Виктором и обняв его за плечи закричала:

– Витя? Витя, господи ты ранен? Витенька, что с тобой?

Толстиков тянул Виктора за руку, пытаясь поднять. Поляков – словно очнувшись, посмотрел на них испуганными глазами. Он медленно встал. Испачканное кровью и грязью лицо. Виктор словно в забытье, тихо сказал им:

– Они убили Ольгу. Убили сволочи. А эта скотина даже не сказал мне, куда они дели ее тело. Сука.

Вера испуганно покосилась на труп Безбородько. Она прикрыла рот ладошкой. Слеза на ее щеках блестела в полумраке помещения. Виктор, повернулся, и еще раз взглянув, сначала на Толстикова, затем на Веру, медленно вышел из сарая, и двинулся к Енисею.

Начальник управления собственной безопасности вышел вслед за Поляковым и осмотревшись, крикнул подчиненным:

– Вы, что не видите – он ранен. У него шок! Врача ему немедленно! В машину и к врачу! Быстро!

Два спецназовца подбежали к Виктору и взяв его под локти – повели к «УАЗику». Поляков не сопротивлялся. Он обречено поддался. Его посадили в автомобиль. «УАЗик» газанув, зарычал и помчался по разбитой заснеженной колее.

Толстиков печально смотрел ему вслед. Лесина подошла и вытирая слезы спросила:

– Как ты думаешь, с ним серьезно? Он, скоро очухается? Он не в себе. Страшно. Он словно помешался. Ты видел его глаза? Страшно.

– Вера. Все будет хорошо. Все будет хорошо. Я тебе обещаю. Он отойдет. Сегодня ему просто нужно немного поспать. Ему нужно упокоиться. В него вколят кубиков пять успокоительного и ему станет легче. А еще, лучше, налить ему, сразу стакан водки. И пусть залпом выпьет.

– И все равно страшно, – Вера стояла зареванная.

Раскрасневшиеся от слез глаза и щеки. Растрепанные волосы.

– А ты, что в него влюбилась? – ехидно спросил Толстиков сощурив глаза.

Лесина как будто очнулась. Зло посмотрела на начальника управления и ответила:

– Да пошел ты Петр Кузьмич! Пошел ты! Он настоящий мужик! Жалко его. Вот и все!

– Эй, эй, ты мне тут не крути. Я все вижу – как тебе жалко. Учти! У него на уме его Оля. Даже если ее убили, он ее не сразу забудет. У нас мужиков, так бывает – любим, мучаемся и других баб мучаем.

– Перестань, Петя. Перестань!

– Ладно, ладно. А ты молодец. Вера. Ты просто молодец. Я думал ты струхнешь. Вообще сознание потеряешь. А ты вон, какая выдержка, какая! Не бабья! Молодец! Ладно! Ладно, поехали! – Толстиков заботливо обнял Лесину за плечи. – Ну, пошли. Пошли. Тебе самой нужно доктору показаться. Пошли.

– Я в ванну хочу. Горячую! – Вера вновь тихо заплакала.

Толстиков покосился на нее. Но ничего говорить не стал. Он подвел ее к машине и помог сесть на заднее сиденье.

Захлопнув дверку, постучал по стеклу и крикнул Лесиной:

– Сегодня отдыхай. А завтра что бы была в форме. С этими козлами начнем работать. Ты, мне нужна – жизнерадостной и подвижной! Все пока! – Толстиков стукнул по крылу ладошкой. «УАЗик» дернулся с места.

Полковник, посмотрел ему вслед, и тяжело вздохнув – достал сигарету, закурил. Рядом стоял соброрвец. Он косился на начальника управления сквозь разрез черной маски. Толстиков недовольно буркнул:

– Да сними ты маску! Шоу уж закончилось! Как вы все это любите! Господи!

– Виноват товарищ полковник, – собровец стянул маску.

Петр Кузьмич посмотрел на него и тихо спросил:

– Слушай, а мы сегодня не громко там, это, устроили?

– Да нет в самый раз товарищ полковник. Они ведь, вон как отстреливались!

– Сколько положили?

– У них пять убитых. Трое, раненых. И вот, тут, один вон, – собровец кивнул в сторону сарая.

– Плохо это, плохо! Пять убитых. Они должны били быть живы. Они должны были говорить. Плохо. И Безбородько сволочь – полчерепа себе разнес! А к нему то, больше всех вопросов у меня было. Черт! Все валится. Пять убитых!

– И у нас одного. Серега Плетнев.

– Что? У нас потери? Плетнев? Что с ним?

– Его прямо в лоб. Шансов не было. Пробила пуля из «калаша». Никакой титан не помог. На повал. Эх, Серега! У него в том месяце только дочурка родилась. Что жене говорить? Он ведь, три чеченских командировки прошел. Не царапины! А тут! – собровец махнул рукой.

– Вот дьявол! Плетнев! Как же так?! Он, что, на рожон полез?

– Да нет, вроде все по сценарию, да ведь, они-то гады – вон, все наши приемы знали. Сами то, с нами ж и тренировались! Профи! Что говорить! По всем правилам отбивались! Они, не на какую, шумовую, не повелись!