Мисс Сильвер приезжает погостить. Гостиница "Огненное колесо" - Патриция Вентворт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Джейкоб кивнул:
– Весьма интересно. Дружная мы семейка, правда?
Джон Хиггинс крепко сжал губы. Он сидел, положив большие руки на колени, спокойный и ничуть не смущенный.
– Гостиница «Огненное колесо» стоит на старой прибрежной дороге в Ледлингтон, – объяснил Джейкоб. – Ближайшая станция, Клифф-Холт, находится в полутора милях. Я всех вас приглашаю приехать и погостить у меня в следующие выходные. Некоторым из вас будет нелегко освободить эти дни; возможно, придется попросить чьей-то помощи; может быть, трудно будет взять отгул; возможно, это причинит вам неудобства или введет вас в расходы. Поэтому каждый из вас получит сумму в сто фунтов – скажем, в качестве признания того, что старый Джеремайя нечестно обошелся с вашими дедушками и бабушками в своем завещании и что, приглашая вас нанести мне этот визит, я не хочу причинять вам никаких дальнейших неудобств.
Он резко замолчал, закинул ногу на ногу, облокотился рукой на обтянутую кожей столешницу и наблюдал за ними.
Джеффри Тэвернер слегка нахмурился. Шарф Милдред съехал, и она безуспешно пыталась его поправить. Крупные черты лица Флоренс Дьюк приобрели суровое выражение, странно противоречащее прежнему терпеливому добродушию. У Эла Миллера вид был напряженно-радостный и изумленный. Джон Хиггинс сидел, не меняя положения, – крупный, русоволосый, безмятежный, сдержанный. Глаза Джейн были широко распахнуты, рот приоткрыт, лежавшие на коленях руки крепко сжаты. Джереми казался рассерженным. Единственным, кто заговорил, была Мэриан Торп-Эннингтон. Она сказала:
– Дорогой мой, как это чудесно!
– Значит, вы приедете?
– Ну конечно! Вы ведь и Фредди имели в виду, правда? Он огорчится, если это не так, а бедняжка и так уже расстроен.
Джейкоб коротко кивнул:
– Он может приехать.
Он повернулся к Джеффри Тэвернеру:
– Вы сможете освободиться? Ваша сестра сказала, что вы на государственной службе.
Джеффри выглядел раздраженным.
– Моя сестра допустила неточность, как часто это делает. Некоторое время назад я подал в отставку, и теперь я частное лицо. Я сумею освободиться от дел в упомянутые вами дни.
– А вы, Милдред?
Он злорадно улыбнулся, когда она нервно вздрогнула, отчего ее сумка вновь полетела на пол, показав все свое содержимое. Он оглядел собрание взглядом, в котором плясало ехидство, и продолжил:
– Поскольку все мы кузены, я предлагаю обращаться друг к другу без церемоний. Данных при крещении имен будет достаточно, пока близость не станет оправданием для нежных уменьшительных прозвищ. Но боюсь, я напугал Милдред. Прошу прощения. Я просто хотел спросить, сможет ли она освободиться на выходные.
Мисс Тэвернер открыла и закрыла свою блудную сумку. Из нее торчал кончик носового платка, который она собиралась бросить в стирку перед уходом. «О боже, боже», – она пыталась подобрать слова так же неловко, как и объяснить, почему из сумки вываливается ее содержимое.
– О да, боже мой… Простите… Надо заняться защелкой, но на это вечно нет времени… Моя компаньонка мисс Миллингтон займется магазином, а в субботу после обеда мы всегда закрываемся. Конечно, это очень любезно с вашей стороны.
Губы ее продолжали беззвучно шевелиться, повторяя: «О боже, сто фунтов, боже, боже, боже».
Кивком головы Джейкоб освободил ее от дальнейшей беседы.
– А вы, Флоренс?
Она вновь посмотрела на него прямо и смело.
– Да, я приеду. Мне бы хотелось взглянуть на старую гостиницу. У меня есть подруга, которая приходит помогать, если я очень занята, а по воскресеньям я не открываю закусочную. Она справится.
– А вы, Эл Миллер? Дайте-ка подумать; вы ведь работаете на железной дороге? Носильщиком на станции в Ледлингтоне?
– Верно. Я могу взять отгул вечером в субботу.
Джейкоб кивнул.
– Гостиница всего в трех с половиной милях от Ледлингтона. Полагаю, у вас есть велосипед. Вы можете приехать, когда закончите смену. Это вас устроит?
Эл Миллер подумал: «К чему он ведет? Сто фунтов любого устроят, верно?» Он дернул головой и сказал, что это ему вполне подходит.
Джейкоб сказал:
– Мы отлично продвигаемся. Мэриан уже сказала нам, что она и Фредди приедут. А вы, Джон?
Джон Хиггинс ответил своим приятным деревенским говором:
– Спасибо, нет, кузен Джейкоб.
На обезьяньем лице возникла недовольная гримаса.
– Дорогой мой, почему нет?
– У меня есть на то причины, но все равно спасибо.
– Давайте, давайте, сто фунтов только и ждут, чтобы вы их забрали.
Голубые глаза спокойно воззрились на него.
– Если бы у меня была веская причина приехать, я бы приехал. Поскольку у меня есть причины держаться в стороне, я буду держаться в стороне.
– А как же сто фунтов?
– Оставьте их себе, кузен Джейкоб.
Джейн обнаружила, что сжимает лежащие на коленях руки. Она искоса взглянула на Джереми и увидела, что он очень рассержен. Он хорошо держал себя в руках, но она нисколечко ему не доверяла. Если она не возьмет дело в свои руки, он принципиально откажется или сделает еще какую-нибудь глупость.
Она подумала, что мужчины ужасно напоминают ранних викторианцев. Вообще-то вряд ли когда-то бывали времена, когда они не превращались мгновенно в пещерных людей и не провозглашали, что их воля – это закон. Не очень они цивилизованны, вот в чем беда. Она взглянула на него и, не дожидаясь, пока ее спросят, сказала:
– Я с удовольствием приеду, кузен Джейкоб. Ужасно мило с вашей стороны нас пригласить. Во второй половине субботы и в воскресенье у меня выходной, но я должна вернуться к половине десятого в понедельник.
Джереми кровь бросилась в голову. Он испытал несколько первобытное чувство. Хочет его отфутболить? Ну, он ей покажет! И если она хоть на одну секунду подумала, что он отпустит ее одну с такой шайкой в эту заброшенную гостиницу с темным прошлым и бог знает каким настоящим – что ж…
Джейкоб Тэвернер обратился к нему:
– А вы, Джереми?
Он ответил вежливо и держа себя в руках:
– Спасибо, сэр. Я в отпуске и смогу приехать.
Когда они прошли полдороги, Джейн взглянула на безразличный профиль своего спутника, нежно улыбнулась и сказала:
– Спасибо, дорогой.
Капитан Джереми Тэвернер холодно осведомился, за что она его благодарит.
– За то, что поедешь со мной в «Огненное колесо» в качестве моей дуэньи, дорогой. Как человек, привыкший к защите и чрезмерной опеке, я действительно это ценю. Ты ведь это знаешь?