Мир наизнанку - Марина и Сергей Дяченко

ЧАЧУ. Ну-ну-ну… (В переговорное устройство.) Гаал, когда закончишь у себя, поднимись ко мне. (Легонько тычет лежащего сапогом в бок.) Хлипкая дрянь, мусор… Обыскать! И положите их всех в ряд. Тут же, на полу. И бабу тоже, а то расселась в единственном кресле!

Арестованные лежат рядком на полу – без сознания. Все четверо. Толстяк; человек в белом халате; однорукий с искусственной рукой и женщина.

Ротмистр усаживается в кресле, закуривает, жестом подзывает Максима.

ЧАЧУ. Почему бросил автомат?

МАКСИМ. Вы приказали не стрелять.

ЧАЧУ. Господин ротмистр.

МАКСИМ. Так точно. Вы приказали не стрелять, господин ротмистр.

ЧАЧУ. Значит, если бы я приказал не разговаривать, ты бы откусил себе язык?

Максим молчит.

ЧАЧУ. Кто отец?

МАКСИМ. Врач, господин ротмистр.

ЧАЧУ. Жив?

МАКСИМ. Так точно, господин ротмистр.

Ротмистр внимательно смотрит на Максима.

ЧАЧУ. Где он?

Максим понимает, что проговорился.

МАКСИМ. Не знаю, господин ротмистр. Точнее, не помню.

ЧАЧУ. Однако то, что он врач, ты помнишь… А что ты еще помнишь?

МАКСИМ. Не знаю, господин ротмистр. Помню многое, но капрал Гаал полагает, что это ложная память.

В коридоре слышатся торопливые шаги, в комнату входит Гай. Первым делом находит глазами Максима, облегченно вздыхает и останавливается перед ротмистром.

ГАЙ. Разрешите доложить, операция проходит успешно, жильцы оказывают активную помощь, как всегда…

Ротмистр мельком смотрит в окно. Из соседнего подъезда гвардейцы волоком вытаскивают молодого оборванца, обывателя в банном халате и человека в хорошем костюме, ухоженного, но встрепанного и почти без чувств.

ЧАЧУ. Хорошо. (Задергивает штору, кивает Гаю на людей на полу.) Займись этими полутрупами, капрал. Наручников хватит?

Гай смотрит на арестованных.

ГАЙ. С вашего разрешения, господин ротмистр, одну пару придется взять во второй секции.

ЧАЧУ. Действуй.

Гай выбегает. Гвардейцы снимают книги со стеллажей, пролистывают, бросают на кровать. Книг очень много, словари, справочники, собрания сочинений…

ЧАЧУ. Займитесь картинами… Только вот с этой осторожнее, я ее возьму себе… (Снова оборачивается к Максиму, кивает на картину.) Как ты ее находишь?

На картине морской берег, высокая водная даль без горизонта, сумерки и женщина, выходящая из моря.

МАКСИМ. Хорошая картина, господин ротмистр.

ЧАЧУ. Узнаешь места?

МАКСИМ. Никак нет. Этого моря я никогда не видел.

ЧАЧУ. А какое видел?

МАКСИМ. Совсем другое, господин ротмистр. Но это ложная память.

ЧАЧУ. Вздор. Это же самое. Только ты смотрел не с берега, а с мостика, и под тобой была белая палуба. А на берегу была не эта баба, а танк, и ты наводил под башню… Знаешь ты, щенок, что это такое, когда болванка попадает под башню? Массаракш…

Ротмистр в ярости давит окурок об стол.

МАКСИМ (холодно). Не понимаю. Никогда в жизни ничего никуда не наводил.

ЧАЧУ. Как же ты можешь это знать? Ты же ничего не помнишь, кандидат Сим!

МАКСИМ. Я помню, что не наводил.

ЧАЧУ. Господин ротмистр!

МАКСИМ. Помню, что не наводил, господин ротмистр. И я не понимаю, о чем вы говорите.

Входит Гай в сопровождении двух гвардейцев. Они начинают надевать на задержанных наручники. Максим переводит взгляд на лица арестованных – бледные, страдальческие.

ЧАЧУ (вполголоса). Тоже ведь люди. У них жены, у них дети. Они кого-то любили, их кто-то любил…

МАКСИМ. Да, господин ротмистр. Они, оказывается, тоже люди.

ЧАЧУ. Не ожидал?

МАКСИМ. Да, господин ротмистр. Я ожидал чего-то другого.

Гай испуганно смотрит на него.

МАКСИМ. Я думал, что это действительно выродки. Вроде голых пятнистых обезьян.

ЧАЧУ (веско). Голый пятнистый дурак. Они как люди. Добрые милые люди, у которых при сильном волнении отчаянно болит головка. Бог шельму метит. А у тебя не болит головка при волнении?

МАКСИМ. У меня никогда ничего не болит, господин ротмистр. А у вас?

ЧАЧУ (выкатив глаза). Что-о?

МАКСИМ. У вас такой раздраженный тон, что я подумал…

ГАЙ (в панике). Господин ротмистр! Разрешите доложить… Арестованные пришли в себя.

Ротмистр переводит взгляд на Гая. Ухмыляется.

ЧАЧУ. Не волнуйся, капрал. Твой дружок показал себя сегодня настоящим гвардейцем. Если бы не он, ротмистр Чачу валялся бы сейчас с пулей в башке… (Закуривает очередную сигарету.) Но я теперь очень хорошо понимаю тебя, капрал. Твой рапорт имел все основания.

Ротмистр поднимается. Останавливается перед Максимом.

ЧАЧУ. Он хороший боец, но он еще молокосос. Мы займемся его воспитанием… Внимание! Капрал Гаал, вывести арестованных! Кандидат Сим, забрать свое оружие, массаракш!

Ротмистр выходит из комнаты. Гвардейцы поднимают задержанных, пинками и тычками ведут их к двери. Кто-то выносит картину. Последним выходит Гай, оборачивается, смотрит на Максима и выразительно стучит себя пальцем по лбу.

Максим остается один в пустой комнате. Оглядывается: пустые перекошенные стеллажи, темные пятна – там, где были картины, сами картины, выдранные из рам, затоптанные… Автомат Максима лежит на столе. Максим берет его в руки: открывается фотография под стеклом. На фото та самая прозрачная женщина, и на коленях у нее мальчик лет четырех с изумленно раскрытым ртом, а женщина – юная, счастливая, гордая…

Максим забрасывает автомат за спину.

* * *

Тесная комната. Большой стол, за столом сидят бригадир (высокий гвардейский чин), его адъютант, выполняющий обязанности секретаря, ротмистр Чачу и человек в штатском – невзрачный, с вялым желтоватым лицом.

Напротив – железный табурет, привинченный к полу. На табурете – тот самый хорошо одетый, но помятый и встрепанный человек. Он старается держаться с достоинством. За спиной у него стоят на страже Максим и еще один гвардеец.

БРИГАДИР. Ноле Ренаду, пятьдесят шесть лет, домовладелец, член магистратуры… (Оборачивается к адъютанту.) Документы проверены?

АДЪЮТАНТ. Так точно, все в порядке.

БРИГАДИР. Так… Скажите, господин Ренаду, вам знаком кто-то из арестованных?