Все арестованы! - Галина Черная

— Для этого я и приглашал вас в участок. Но когда вы сказали, что едете в музей, и бросили трубку, я понял, что мне тоже лучше будет привезти корону сюда, чтобы избавить вас от лишних волнений.

Я злобно посмотрел на него. Надо же, какая забота о незнакомых чертях и гноме. А над своими, значит, можно издеваться сколько и как захочешь?!

— Преступники уже в участке, под замком.

— Какая блестящая работа, комиссар, мы даже не ожидали. Хотя корона и шлем всё-таки были украдены из-под носа вашего сотрудника.

— Но он же и раскрыл это дело.

Теперь уже все трое музейщиков изумлённо уставились на меня. Я скромно опустил глаза и покраснел. Не от смущения — от стыда, что плохо думал о Жераре. Хотя поволноваться он меня заставил намеренно. Он просто получает от этого удовольствие, старый тиран…

— Я звонил вам, шеф.

— Да? Правда? Не слышал. Наверное, что-то со связью, — невинно удивился он.

Ладно, не при свидетелях же устраивать разборки? Потом лично поговорим.

— Значит, вы задержали волка?

— Да, взяли прямо в постели. Говорят, что они чуют врага за милю. Ерунда! Индейцы легко их опережают.

Он с гордостью посмотрел на Чунгачмунка. Тот даже слегка зарделся, похвала Большого Отца для него много значила.

— Не томите, комиссар, рассказывайте, — вмешался счастливый гном. — Хотя, конечно, главное, что корона у нас, но нам будет спокойнее, если мы её поскорее поместим в сейф под замок.

В этот момент в музей влетел запыхавшийся директор. Но, увидев шлем короля Оттодонта Третьего Свирепого, он согнулся и облегчённо выдохнул, держась за колени. Моральная ноша с его души была снята.

Пока реликвия со всеми предосторожностями укладывалась в специальный переносной ящик-сейф и запиралась на пять замков, Жерар пригласил всех пройти в участок.

— Кофе у нас определённо лучше, — сказал он и подмигнул, глядя на меня.

— Почему нет? Хотелось бы увидеть этих негодяев перед отъездом, — сказал гном, защёлкивая одно кольцо наручников на ручке ящика-сейфа, а другое у себя на запястье.

Через полчаса в кабинете комиссара все расселись по местам и приготовились слушать. Чмунк предложил всем кофе, от двух пончиков, оставшихся со вчерашнего дня (кондитерские еще не открылись), не отказался только Флевретти и приезжий гном. Один не толстеет, другому всё равно…

Пятью минутами назад, когда мы только пришли, я увидел обоих преступников, крепко запертых за решёткой, в камере предварительного заключения. У волка-оборотня вид был смирившийся, а горгул ещё хорохорился:

— Шлем подложили! Нас подставили, чтобы оградить своего сержантика. Это он украл шлем. Эти полицейские все в сговоре!

— Пять лет дополнительно за клевету! — напомнил шеф.

Горгул мигом заткнулся. Я даже не стал с ним разговаривать, боялся сорваться, а ничем приятным для него это бы не закончилось.

Базиликус официально попросил директора музея, ввиду сложившихся обстоятельств, не открывать сегодня музей. Может быть, понадобится вызвать экспертов из окружного департамента, чтобы найти ещё дополнительные доказательства на случай сердобольных присяжных. Ну и на случай, если преступникам повезёт с хорошим адвокатом, который подтасует факты так, что они предстанут перед судом чище ангельских крылышек.

Директор, конечно, не возражал, он был только рад содействовать полиции хоть в этом. Но в итоге вызывать специалистов не понадобилось. Всё и так вышло очень гладко. Доказательства оказались слишком значительными, чтобы оставить злоумышленникам шанс увильнуть от справедливого наказания. И это несмотря на то что охранник-волк неожиданно решил отказаться от признания (у нас такое происходит довольно часто).

Шеф рассказал по порядку о том, как они арестовали Вовка Вульфа. Увидев спросонья на крыльце самого комиссара полиции с капралом, оборотень так растерялся, что с него стали падать штаны. А когда капрал зачитал ему статью об ответственности за кражу особо ценного имущества, являющегося национальным достоянием государства, и о том, какой срок его ждёт, если он сейчас же не вернёт корону, бедняга мигом признался, что спрятал её под кроватью.

То есть злодей оказался чистой воды дилетантом. С горгулом они договорились встретиться через два дня, когда, по выражению последнего, «вся шумиха немного поутихнет». Мозгом преступного дуэта был, разумеется, Эжен Сюсю. Пользуясь своими преступными связями, он заранее нашёл покупателя, да и сам, как оказалось, ранее уже привлекался за мелкий грабёж. Мы все посмотрели на директора музея. Тот недоумённо развёл руками.

— А что такого? У нас считается неблагонадёжным гражданин не меньше чем с тремя судимостями. А у этого была только одна, так что он был практически чист!

Вот с этим все вынужденно согласились. Закон есть закон.

— А как они сговорились? — спросил один из приезжих музейщиков.

— Эжен Сюсю убедил простодушного волка, посулив лёгкую наживу. Горгулу нужен был сообщник, как вдруг он узнаёт, что его давний напарник и приятель нуждается в деньгах на лечение одной одинокой бабушки, которую он «случайно» покусал. Она согласилась не заявлять в полицию в обмен на внушительную сумму отступных, и оборотень мучительно думал, где взять деньги. Кредиты в банках ему уже не давали, видимо, это была не первая бабушка, которой он «выплачивал».

Мне стало понятно: Базиликус уже успел подробно допросить Вульфа, а меня оставил мучиться, велев Чмунку и Флевретти не отвечать на мои звонки. Такое вот у него было чувство юмора…

— Вы и горгула допросили? — спросил я.

— Ещё не успел. Решил не испытывать дольше ваше терпение, сержант. Кроме того, думаю, что это исключительно ваше право.

— А как вы его задержали?

— Очень просто, он тоже нас не ждал. Попытался было оказать сопротивление, но при виде оружия быстро понял, что сопротивляться бесполезно. Только отрицал всё по дороге. Типа это полицейский произвол и всё такое, — попросив капрала принести ещё кофе, неспешно рассказывал шеф. — У него своеобразная манера общения, мы в этом уже убедились на его первом допросе в музее. Хотя тогда это был ещё только опрос. В общем, он то «кололся», начиная перекладывать вину на Вовка Вульфа, когда увидел его в машине, то снова всё отрицал и обвинял нас в чём только возможно, хотя мы его даже не спрашивали. Но этот парень уже сдал себя. Дело за малым — запротоколировать весь тот словесный бред, что он нёс. А там, среди жалоб и оскорблений, наверняка будет и признание.

Часом позже, когда все гости распрощались и, ещё несколько раз повторив благодарности нашей полиции за оперативную службу, уехали — музейщики из столицы на свой поезд, а директор нашего музея — к себе на работу, мы смогли наконец приступить к официальным допросам.

Охранник-горгул сопротивлялся чисто по привычке, даже снова начал сваливать всю вину на волка, но, когда я показал ему на своём сотовом фотографии места, где он лежал, и невинно спросил, почему же тогда витрина была разбита до его падения, он вдруг во всём признался: