Дети Армагеддона - Терри Брукс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Они добрались до противоположного конца здания и, в конце концов, вышли наружу. Теперь Ястреб по-настоящему растерялся. Но Чейни продолжала двигаться вперед, направляясь к большому складскому ангару, расположенному по соседству с доком за массивным металлическим ограждением. Это сооружение казалось несколько более прочным, чем здание, которое они только что покинули, хотя его металлические стены тоже сильно обветшали и проржавели.
Чейни остановилась перед ограждением и зарычала.
В ту же секунду в дверях ангара появилась Речка.
— Чейни! — воскликнула она, и на ее лице отразилось настоящее потрясение. Потом она увидела Ястреба и тяжело выдохнула: — Нет, Ястреб! Ты не можешь войти сюда!
Она сказала это с такой силой, что на мгновение Ястребу показалось: может быть, она права — он каким-то образом наносит вред, нужно повернуться и уйти. Слова Речки прозвучали угрожающе, а сама она приняла защитную позу, словно собиралась драться.
— Речка, скажи мне, в чем дело, — попросил Ястреб.
Она с яростью замотала головой, потом вытерла слезы и встала перед ним, дрожа всем телом.
— Ты говорил мне… правила, — она всхлипнула. — Я знаю… что я сделала. Но я… должна была!
Ястреб не мог сообразить, о чем она говорит.
— Речка, — произнес он тихо, — позволь мне войти. Что там происходит?
— Уходи, Ястреб, — настаивала девочка. — Я не приду… назад домой. Пожалуйста… уходи.
Приказав Чейни оставаться на месте, Ястреб двинулся вдоль ограждения, нашел скрытую секцию, которая качалась, открыл проход и шагнул внутрь. Речка кинулась к нему, чтобы остановить, но Ястреб оказался проворнее. Она бросилась на него с кулаками, как будто хотела ударом затолкать его обратно в проход, но потом просто повалилась на грязные доски, рыдая пуще прежнего. Ястреб никогда не видел ее такой. Он встал около нее на колени, нежно погладил по темным волосам, потом положил руки на плечи и сел рядом.
— Ш-ш-ш, — Ястреб утешал ее, гладил по затылку. — Не плачь. Нет ничего такого, с чем мы не можем справиться вместе, ты знаешь. Ничего такого, что нам не под силу.
Речка заплакала еще сильнее и вдруг сказала почти сердито:
— Ты не понимаешь!
— Я знаю, — сказал Ястреб в мягкий пушистый затылок.
Речка больше ничего не сказала и не пошевелилась, она просто тихо сидела, пока рыдания не иссякли. Тогда она встала и молча пошла в ангар. Ястреб двинулся следом. Внутри было темно и холодно, однако на стенах висели яркие цветные портьеры, а на полу находились груды упакованных товаров и одеяла. С крюков свисали канаты, вдоль одной стены — множество книг на самодельных книжных полках. Ясно, что совсем недавно здесь кто-то жил.
Его внимание привлек низкий жалобный стон, донесшийся из глубины ангара, и Ястреб вперил взгляд в темноту.
На матрасе, сползавшем с низкой деревянной кровати, лежал Погодник. Лицо старика искажала боль, его руки двигались под одеялом, собирая его в складки. Беглого взгляда хватило, чтобы заметить нарывы на его лице. Ястреб быстро отступил назад.
— У него чума. Ты не можешь здесь оставаться, Речка.
Она ответила ему шепотом, таким тихим, что Ястреб едва сумел расслышать.
— Ты не понимаешь. Я должна…
— Он старый человек, — возразил Ястреб. — Он мне нравится, но это…
— Нет, — прервала его Речка, — он не просто старик. — Она помедлила, боясь сказать это вслух: — Он мой дедушка.
И тогда Речка рассказала Ястребу свою историю и историю своей семьи.
Речка всегда была любимицей деда, еще до того, как они остались вдвоем. Тихая, замкнутая девочка с потерянным выражением темных глаз, такая худенькая и неуклюжая, что все считали ее стеснительной, она ходила за ним хвостом, куда бы он ни шел. Со своей стороны, дед, казалось, радовался такой компании и никогда не прогонял девочку, как делали ее братья. Ему нравилось разговаривать с ней и говорить ей такое, от чего она поднималась в собственных глазах.
— Ты особенная маленькая девочка, — мог сказать он Речке, — потому что ты умеешь слушать. Не многие маленькие девочки понимают, что это значит.
Когда она плакала, дед говорил ей:
— Нет ничего плохого в том, чтобы плакать. Наши чувства дают нам понять, кто мы. Они указывают нам на то, что важно. Никогда не стыдись своих чувств.
Несмотря на преклонные годы, дед был высоким и стройным. Речка слыхала, что когда-то — много лет назад, еще до ее рождения — он профессионально занимался спортом, пока все команды не развалились. Однако дед никогда об этом не рассказывал. В основном дед говорил с ней — и был единственным, кто это делал. Никто больше не обращал на внимания девочку, за исключением тех случаев, когда им что-то было нужно. Братья вообще ее не замечали. Присутствие ее матери ощущалось как странное и отдаленное; физически она была здесь, но мысли ее витали где-то совсем в другом, только ей доступном мире. Мать едва узнавала остальных членов семьи, отделываясь отсутствующими взглядами и редкими словами, произносимыми так тихо, что их с трудом можно было услышать. Дедушка Речки как-то сказал: это оттого, ее отец разбил сердце матери.
Речка не знала точно, так ли это, но полагала, что так. Она очень немногое помнила о своем отце. Он казался ей большим шумным человеком, занимавшим много места, и рядом с ним она чувствовала себя еще меньше, чем была. Ей исполнилось три года, когда отец оставил их. Никто не знал, что побудило его уйти, но однажды он просто вышел за дверь и больше никогда не вернулся. Долгое время Речка думала, что он придет. Она часто стояла во дворе и смотрела в просветы между деревьями, думая, что, может быть, он прячется там, подзадоривая их, чтобы они его поискали. Браться посмеялись над Речкой, когда она рассказала им, что делает. Со временем девочка устала от этой игры и перестала его высматривать.
Они жили в маленькой общине, в лесистых землях штата Вашингтон, к северу от больших городов, недалеко от Олимпии. Эти малонаселенные холмы все еще изобиловали густыми лесами и не слишком подверглись разрушительному влиянию человека. Здешние жители верили, что изолированность от большого мира защитит их. Община, насчитывавшая около тридцати семей, выжидала перемен к лучшему и пряталась от бед, пока весь остальной мир медленно скатывался в безумие. О положении в других землях эти люди знали только из сообщений по радио и от редких путешественников. Но дедушка Речки всегда вел себя осторожно и подозрительно.
— Ты никогда не должна выходить в одиночку, — повторял он ей, хотя другие говорили, что кругом безопасно и ничего с ней не случится.
Дед не объяснял, и Речка не спрашивала. Она верила тому, что он ей говорил, и поэтому остерегалась ходить куда-либо одна. Она помнила об исчезновении отца, хотя не верила, что с ним случилось что-то плохое. Но когда одним солнечным днем бесследно исчез ее младший брат, Речка знала: это произошло потому, что он пренебрег предупреждением деда. Другие смеялись, но она знала.