Серебряный капкан для черного ангела - Марина Владимировна Болдова

– Экспертиза еще не готова, но с большей долей вероятности уже можно сказать, что это – останки Дмитрия. Обнаруженное на пальце скелета обручальное кольцо принадлежало его отцу Осипу Макаровичу Маркову, – ответил Федор. – Я нашел в шкатулке с украшениями моей матери почти такое же…

– И у меня сохранились кольца родителей! Прости, Федь, перебил. Дело в том, что наши предки – и мои, и Федора, и Димки – женились в один день, а кольца заказывали у кузнеца в станице!

– Круто! Вот это – дружба! – восхищенно прокомментировал сын Алены. – Только я до сих пор не пойму… Дед мой, понятно, умер от болезни. А бабушка? Куда делась она?

– Я знаю только, что после развода с Осипом Макаровичем она уехала на заработки в Италию и там скончалась. Прости, Ник, это – вся информация о ней, – виновато произнес Глеб.

– С предками теперь более-менее ясно. Кстати, Аглая Андреевна, Берта! Сообщаю при всех, что на ваше предложение принять этот дом, даже часть его в наследство, отвечаю твердое «нет». Премного благодарен, но – увольте. Я решил вернуться в Америку, покупатель на теткину хату уже есть, так что недвижимость в вашей стране мне в тягость, – с улыбкой произнес Ник и перевел взгляд на мать.

– Ну, слава богу, – с облегчением вздохнула Алена…

В какой-то момент Аглая поймал взгляд Федора, он тут же встал из-за стола, кивнув на выход. И она, словно зомби, двинулась за ним…

Аглая вот так с ходу не смогла бы сказать, что это за боль, но болело страшно. Каждый вздох давался с трудом, давило под левой лопаткой, по центру, там, где солнечное сплетение, а в горле стоял ком. Она боялась пошевелиться, потому что даже легкий поворот головы вызывал отклик во всем теле. Она держала глаза широко открытыми, зная, что стоит хоть на мгновение прикрыть веки, потекут ручейки скопившейся влаги, и она расплачется в голос. Она молча слушала Федора, который не замечал этого ее состояния, и хорошо, что так – Аглая понимала, что боль эта за него. И если ему станет легче, она потерпит…

– Ну вот, теперь ты все знаешь обо мне, Аглаюшка. Двенадцать лет отчаяния и надежды. Понимаешь, почему я не искал Дмитрия? Не мог. Когда уже вернулся на службу, начал поиски, казалось, нащупал ниточку… и снова тупик. И если бы не случай, я бы не вышел на Осокина, а через него на след украденных Димкой денег, не приехал бы сюда, не встретил тебя… Это же судьба, да?

Они вдвоем сидели в беседке, Федор, исповедуясь (Аглая никак иначе не могла бы назвать его горький монолог), смотрел на пригорок, на свой дом, словно ища поддержку у родных стен, изредка вздыхал, потирая при этом двумя пальцами правой руки одну точку на лбу – эту его привычку она заметила давно. Как оказалось, Аглая много мелких деталей запомнила с той их первой встречи: начиная с того, как шел он перед ней по дорожке к беседке, чуть прихрамывая, а она грешила на неровно уложенные плитки… как настойчиво совал ей в руки вишневый прутик, не отрывая взгляда от ее лица, а ее это бесило… и смущало. Как вздрогнул, когда она неосторожно задела рукой его щеку, как морщился, словно от боли, когда она злилась. На что злилась?! Сама не понимала…

– Вчера я думал, что все, вот эта боль от удара по голове каким-то негодяем – последняя. Вот выйду из больницы и сразу к тебе. Не спрашивай, откуда знал, что не прогонишь. Даже не сомневался – после того, как увидел тебя там, в больничной палате. Я только поймал твой взгляд, но сразу все понял. И что бы ты сейчас ни сказала, мол, почудилось, я не поверю.

Но как оказалось, расслабился я рано. Догнало меня прошлое и – наказало. Я знаю, где ошибся, смалодушничал, не отстоял сына. Когда согласился с просьбой Ларисы не искать их. Но я думал, что Никита маленький еще, забудет меня, а отцом ему станет Ларин избранник. И будет хотя бы в их семье любовь. А мой сын вырос вором!

Федор наконец повернулся к Аглае, резко, не дав шанса смахнуть ладонью слезы.

– Аглаюшка, что с тобой?! Вот я, старый осел, только о себе думаю… успокойся, все уже… в прошлом.

Со скамейки они вскочили одновременно. Федор сделал шаг, вытянув вперед руки, а Аглая… бесстыдно кинулась ему на шею. Никаких больше исповедей не было нужно, никаких оправданий, горестных вздохов и слез. Ей было тепло в кольце его рук. И легко. Ровно, но часто билось сердце… или оба? Федора и ее… Она почувствовала прикосновение его пальцев к шее под волосами, осторожные движения становились все более настойчивыми, сильными… а она все больше подчинялась воле мужчины. Любимого мужчины, встречи с которым ждала всю жизнь.

Примечания

1

До 1991 года – Куйбышев.

2

Василий Голод – персонаж романа «Свои чужие люди», изд-во «ЭКСМО», 2020 г.

3

См. роман «Свои чужие люди».