Рубин Рафаэля - Диана Хэгер

Рафаэль резко развернулся, таким она его еще не видела. Взгляд, которым он наградил соперника, заключал в себе откровенную угрозу.

– Оставь ее в покое, Себастьяно! Не втягивай никого в это дело!

Все еще улыбаясь, Себастьяно пожал плечами.

– Почему?

– Только тронь ее, и, клянусь всем святым, я тебя убью! И мне, в отличие от тебя, не понадобятся наемные головорезы!

– Какие пошлые угрозы! – Себастьяно зевнул, неприглядно обнажив зубы.

– Это не угрозы! Считай это обещанием!

Рафаэль не разговаривал с Маргаритой, пока они не оказались в уединении своей спальни. Огонь потрескивал в камине, освещая и согревая комнату. В его красноватом мерцании лица любовников выглядели напряженными.

– Что на тебя нашло сегодня, в самом деле? – спросила Маргарита, мягко положив свою руку ему на шею. Она уже сняла туфли и украшения, но не стала звать Елену, чтобы та помогла ей раздеться. Сначала она должна была поговорить с Рафаэлем. Между ними внезапно возникла непонятная преграда.

Он присел на стульчик возле камина, откинул назад волосы и стал смотреть на огонь. Она села рядом.

– Я снова просил Папу дать нам разрешение на свадьбу, – признался он.

Треснуло полено, и пламя взвилось ярким языком.

– Он по-прежнему отказывает, несмотря на то что синьорина Биббиена приняла разрыв помолвки?

Рафаэль мрачно кивнул, не желая да и не находя в себе сил рассказать ей всю правду. Он не смел повторить слова понтифика, заявившего, что простолюдинка не может составить ему достойную партию и не годится ни на что, кроме постельных утех. Сама просьба Рафаэля, по утверждению Папы, стала плевком в лицо кардиналу Биббиене, который оскорблен за свою драгоценную племянницу. Его Святейшество даже пригрозил, что брак между художником и Маргаритой никогда не будет благословен Церковью. И потребовал, чтобы Рафаэль больше внимания уделял работе… опять работа!.. И забыл о Маргарите.

– Это не имеет значения, – успокаивающе сказала она, положив руку ему на плечо. В отсвете пламени их лица стали золотыми.

– Нет, имеет! Бея законного брака никто из них никогда…

Маргарита поняла, что он хотел сказать. Он не смеет произнести ту горькую истину, что властители Рима, знать и духовенство, никогда не примут ее, сколько бы потрясающих Мадонн ни смотрели с картин ее глазами и какое бы место ни заняла она в жизни их творца. Для власть имущих она навсегда останется простолюдинкой, которая посмела завлечь в свои сети любимца вельмож и прелатов.

Рафаэль прислонился к камину и опустил голову.

– Я все равно женюсь на тебе, клянусь небом!

– Знаю.

Он повернул к ней искаженное мукой лицо.

– Мы уедем в Урбино! Там мы повенчаемся, и нам никто не станет мешать!

– А что будет, когда ты вернешься в Рим? Разве ты не лишишься всех заказов?

– Мне пет до них дела, если они мешают нам быть вместе!

– А что будет с твоими учениками?

– А что будет с нами, Маргарита? Что станется с нашими жизнями?

– Но мы ведь уже вместе, – улыбнулась она. – И так будет до тех пор, пока ты не захочешь, чтобы я исчезла из твоей жизни.

Ее слова не стали для него целительным бальзамом. На лице Рафаэля по-прежнему отражались внутренние терзания, мысли о неопределенном и опасном будущем, которое их ожидает, если они не соединят свои жизни узами брака.

– Дело не в этом. Я хочу восстановить твою честь брачным союзом.

– Я знаю. И готова ждать столько, сколько потребуется, – мягко произнесла она, пробежав пальцем по его шее. – Может смениться понтифик, и…

– Его Святейшество – обжора, но не старик! Так что тут не на что надеяться. А все мужчины Рима, вроде Себастьяно, будут видеть в тебе желанную добычу…

Она наклонила голову.

– Ты думаешь, я не смогу за себя постоять?

– Но эти мужчины умеют кружить головы женщинам!

– А мне не хватит ума, чтобы себя защитить?

– Ты не сможешь себя защитить ни от их хитростей ни от их слов!

Она встала, дрожа от возмущения.

– Значит, по-твоему, я – жертва? Простая вещь, которую берет всякий, кто хочет? Если ты так считаешь, Рафаэль, то ты ничего обо мне не знаешь!

Он потянулся к ее руке, но она отстранилась. Глаза его потемнели так, что ей сделалось страшно.

– Себастьяно во всем пытается мне перейти дорогу! Как и многие другие в Риме! Я обязан не терять бдительности, потому что нам каждый день что-то угрожает! И я должен защитить себя!

Лицо Маргариты стало пепельно-серым. Она подошла к двери спальни, повернула ручку и открыла ее.

– Ты сам привел меня в свой сложный мир! Ты обращался со мной так, будто я стала его частью! Настаивал, чтобы я поверила в это, научилась разбираться со сложностями, полагаясь на свои способности! Ты знал, чего мне будет это стоить! – Она посмотрела на него с искренним чувством. – Рафаэль, я люблю тебя всем сердцем, но ты должен поверить в меня и научиться мне доверять!

Он медленно встал, глядя на нее издалека, чувствуя, как между ними накапливается непонимание.

– Ты меня выгоняешь?

– Будет лучше, если ты сегодня вернешься на Виа деи Коронари или в мастерскую. Дай нам обоим время на», размышление.

Он подошел к ней с раскрытыми объятиями.

– Маргарита, не надо…

Ее рука взметнулась вверх, отклоняя призыв к немедленному примирению. Сегодня она обедала с кардиналами и епископами в присутствии самого понтифика, как равная им. Но это отняло у нее столько сил, что она чувствовала себя полностью опустошенной.

– Мы достаточно наговорили сегодня друг другу.

Они молча обменялись взглядами. Маргарита видела мучения неоднозначного человека, который привык к тому, что всем вокруг что-то от него нужно. И несмотря ни на что он раскрыл ей свое сердце. Он говорил, что она единственная его семья. За то время, которое они провели вместе, она оказалась причастна к терзавшим его мукам творчества и сомнениям, но не могла позволить себе раствориться в нем без остатка. Маргарите казалось, что она должна окружать его теплом и заботой и при необходимости защищать от него самого.

– Как пожелаешь, – сдержанно поклонился он, подошел к ней и остановился на пороге. Свет ламп, лившийся из коридора, на мгновение окутал их золотым сиянием. Он легко поцеловал ее в щеку. – Я сейчас ничего больше говорить не буду. Только прошу тебя, хорошенько подумай над тем, что я сказал, и не верь никому, кто еще не заслужил твоего доверия. Мне нелегко дался этот урок здесь, в Риме, но со временем я его усвоил.

– Этой ночью, любовь моя, я не смогу думать ни о чем другом.