Симфония проклятых - Джек Роган

Неожиданно его левая нога сорвалась, колено ударилось о пол, и он заскользил вниз, к затопленной части рубки. Сердце Боггза стремительно забилось, он зашарил руками в поисках опоры. Затем старший механик опустил правую ногу и лег на живот, ему удалось замедлить движение, и он повернулся на бок.

«Здесь неглубоко. Всего лишь пара футов. Если там кто-то есть, я замечу его», — сказал он себе.

Левой рукой Боггз вцепился в стойку перил, прикрепленную к полу возле ступенек трапа. К нему вернулась надежда, но он продолжал по инерции сползать вниз, и его левая нога, а потом и правая погрузились в воду. Подошвы ботинок уперлись в дальнюю стенку рубки, и Боггз оказался по колено в воде. Корабль был расположен так, что солнце светило в крышу рулевой рубки, свет попадал внутрь только через разбитые иллюминаторы, и затопленная часть оставалась в тени.

— Пожалуйста, нет, — выдохнул Боггз, еще сильнее сжимая перила.

Теперь, когда у него появилась опора, он сумел взобраться на трап, ведущий в трюм. Он сел на верхнюю ступеньку и вспомнил, как еще мальчишкой сидел на крыше своего дома, пил минералку с виноградным вкусом, вдыхал смолистые ароматы разогретой кровельной дранки и ждал, когда мать вернется с работы.

Эти воспоминания помогли ему успокоиться. Вода в нижней части рубки была обычной морской водой, и там было не слишком глубоко. Пол впереди косо уходил вниз; сзади находился ход в трюм. Боггз решил, что перила помогут ему начать новый подъем, и он доберется до левого борта, нависающего над водой. Оставалось доползти до разбитого иллюминатора и вылезти на крышу рубки, дальше он без проблем покинет яхту.

Боггз затаил дыхание, собираясь с силами. Он отчетливо слышал, как волны ударяют в борта судна, — старший механик находился возле ватерлинии, — и это вызывало у него страх. Вода плескалась в затопленной части яхты.

Наконец он решился, взялся за перила, которые сейчас больше напоминали лесенку, и выпрямился на самой высокой ступеньке, проверив правой рукой их надежность.

Потом он наклонил голову и немного помедлил. До него донеслось пение, похожее на далекую колыбельную. Может быть, пела Тори, которая находилась на траулере или на шхуне? Музыка позволила Боггзу немного расслабиться, успокоила отчаянно бьющееся сердце.

Но в следующее мгновение она стала громче, и он понял, что источник находится не снаружи, а внутри яхты. Пение доносилось откуда-то снизу, из-под трапа, из затопленной каюты.

Душу Боггза наполнила глубокая скорбь — не страх, но удивительная печаль. Он посмотрел вниз, в темноту, и разрыдался, чего с ним ни разу не случалось за последние тридцать лет.

Три пары черных глаз смотрели на него из темной пасти входа, потом рука скользнула вверх и вцепилась в его щиколотку. Боггз опустил голову, сдаваясь.

И только после того, как его потащили вниз по трапу, закричал.

Усталая, но довольная тем, что она наконец на месте, Алена Будро отперла дверь кирпичного трехэтажного дома на М-стрит. Она жила здесь с тысяча девятьсот семьдесят пятого года. Когда умер ее отец, Алена получила деньги от продажи дома родителей в Нью-Хэмпшире, отказалась от своей квартиры и решила поселиться с дочерью в Вашингтоне. Лет через десять Мари закончила колледж, у нее родился ребенок, и две женщины начали вместе растить мальчика, которого назвали Дэвид.

Сейчас Мари жила в Калифорнии, где работала в компании, занимающейся выработкой возобновляемой энергии, и они редко общались. Всякий раз, когда Алена звонила или писала дочери по электронной почте, Мари высказывала свое неодобрение выбором Дэвида, который решил продолжить дело бабушки. Даже подростком Мари не могла смириться с тем, что ее образование, одежда и даже питание оплачиваются деньгами, которые ее мать получает, работая на правительство Соединенных Штатов, а мысль о том, что теперь ее сын служит тем же хозяевам, вызывала у нее полное неприятие. Иногда Алене казалось, что Дэвид продолжает выполнять задания Министерства обороны, только чтобы досадить матери.

С тех пор как Мари исполнилось десять или одиннадцать лет, Алена поняла, что они с дочерью устроены по-разному. Алена потратила многие годы, пытаясь найти с ней общий язык, чтобы они могли получать удовольствие, находясь рядом, но потерпела сокрушительное поражение. Сердце Алены сжималось от боли, но с тех пор прошло достаточно времени, и теперь она старалась не думать об этом.

У нее остался Дэвид. Во всяком случае, их многое связывало. Они с внуком были очень похожи. Впрочем, из этого следовало, что два прирожденных отшельника жили под одной крышей. Алена смирилась с тем, что когда-нибудь Дэвид уйдет, не мог же он вечно оставаться под крылом семьи. Она понимала, что, когда такой день настанет, он будет горьким и сладким одновременно. Но сейчас Алена имела возможность постоянно общаться с ним и получать удовольствие от обмена идеями и теориями с невероятно способным человеком.

Она вошла, поставила на пол дорожную сумку и бросила ключи на маленький столик у лестничной площадки. Закрыв дверь, Алена нахмурилась — повсюду горел свет, и это значило, что Дэвид дома, но она не уловила никаких запахов, указывающих на то, что кто-то готовил еду.

Алена снисходительно улыбнулась и покачала головой. Слишком часто они с Дэвидом забывали обо всем, погружаясь в работу. Впрочем, она редко увлекалась настолько, чтобы не вспомнить о потребностях желудка, зато ей постоянно приходилось напоминать внуку, что пора поесть.

Она поднялась по лестнице, но прошла мимо своих комнат на втором этаже. Они организовали жизнь в доме, когда Дэвид еще был ребенком, — он и его мать заняли третий этаж, Алена поселилась на втором, у каждого своя спальня, ванная комната, гостиная и кабинет. На первом этаже находились кухня, столовая и старомодная гостиная, где бабушка и внук часто играли в карты, слушая новости. Когда они трудились над какой-нибудь интригующей загадкой, пытаясь осмыслить неожиданные результаты, полученные во время исследований, ритм покера помогал им освободить мысли, позволяя подсознанию анализировать трудную проблему.

Естественно, их настоящие кабинеты находились совсем в другом месте, но обычно они обдумывали свои находки и выводы не там, где их окружали люди, яркий свет и беспрерывно трезвонящие телефоны.

Приближался вечер, свет за окном начал тускнеть. Скоро наступит ночь, но Дэвид этого не заметит. Алена поднялась на третий этаж и свернула направо, прекрасно зная, где искать внука. Возле распахнутой двери высилась стопка книг, чтобы сквозняк из открытых окон не захлопнул створку. Казалось, в кабинет Дэвида солнце заглядывает реже, чем в остальные комнаты, но Алена не сомневалась, что внука это вполне устраивает. Шторы на единственном окне всегда были наполовину задернуты. На письменном столе стояла настольная лампа с зеленым стеклянным абажуром, рядом — два бронзовых торшера с розовыми хрустальными сферами, расписанными вручную и похожими на газовые светильники.

Дэвид не сидел за своим загроможденным столом. На экране компьютера плавала рыбка. Внук Алены стоял у длинного дубового стола в глубине комнаты, на котором были разбросаны географические карты, под свисающей с потолка лампой из цветного стекла, которая куда больше подходила для бильярдного клуба. Как и все остальные предметы в кабинете, лампа была довольно старой. Дэвида не слишком интересовал реальный мир, но почему-то он полюбил антикварные вещи.