Когда порвется нить - Никки Эрлик
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Бен не знал, что Хэнк был донором органов; на похоронах об этом никто не упоминал. Но в этом не было ничего необычного, не так ли? Последний поступок героя.
— Прошло два месяца, и я впервые смогла прийти сюда. Но я думаю о нем все время.
— Я уверен, он был бы очень рад узнать о вас, — сказал Бен.
Он вдруг вспомнил разговор с Морой, они рассуждали о крионике и компьютерном сканировании мозга, обо всех сделках и жертвах, на которые люди идут в надежде когда-нибудь жить снова. Но, посмотрев на стоящую перед ним молодую женщину, Бен подумал о ее нити, о том, как каждый кусочек нити, протянувшейся после того августовского дня, был частью, переданной от нити Хэнка к ее нити, как жизнь этой женщины удлинилась просто потому, что Хэнк прожил свою жизнь, и Бен понял, что существует не один способ жить дальше.
— Я до сих пор не посмотрела на свою нить, — сказала она, как будто Бен высказал свои размышления вслух. — Сначала, до того как я узнала об операции, я слишком боялась смотреть и заставила всю свою семью поклясться, что они не откроют мою коробку. Но теперь каждый день кажется священным, и неважно, какой длины моя нить. Я не хочу тратить время на грусть и рассеянность. Я просто хочу быть благодарной. И прожить как можно более полную жизнь.
Женщина разговаривала с Беном, но больше не смотрела на него. Она следила взглядом за другими прохожими в парке: за парой, мило разливавшей бутылку вина по бокалам на поляне; за бегуном, свернувшимся калачиком у фонтана; за подростком, читающим у подножия дерева.
У женщины в сумочке внезапно зазвонил телефон, и она посмотрела на экран.
— О, простите, мне нужно бежать, — извинилась она. Но тут ее губы раздвинулись в неожиданной усмешке, и она подняла глаза на Бена. — Знаете, я раньше я не могла бегать, буквально задыхалась. Мне только что позвонила подруга, — сообщила она. — Теперь, когда прошло два месяца после операции, мы собираемся начать с ней вместе гулять, а потом начнем бегать. А в следующем году я собираюсь пробежать полумарафон.
Бен улыбнулся тому, как девушка была уверена в своих планах.
— Удачи, — пожелал он ей.
Когда девушка ушла, Бен опустил взгляд на розы персикового цвета, которые она положила на землю. Сколько прохожих увидят цветы и задумаются, почему они здесь, кому предназначены? Возможно, некоторые вспомнят Хэнка.
Выходя из парка и возвращаясь к метро, Бен прошел мимо той же черно-белой фрески, но на этот раз не побоялся подойти ближе. Глядя на расстроенное лицо Пандоры и пустую коробку в ее руках, он заметил, что поверх фрески было нарисовано что-то, чего он не увидел издалека. «Должно быть, это добавил другой художник, — рассудил Бен, — взяв ярко-синюю краску и более тонкую кисть».
Ящик Пандоры был лишь отчасти виден снаружи, но именно здесь, в темном углу сундука, второй художник и начертал только одно слово: «Надежда».
ЭМИВ понедельник утром Эми нашла в своей классной комнате письмо.
Увидев, что письмо адресовано ей и ее имя написано целиком, она оторопела. Изумленно пытаясь вспомнить, не подписалась ли она случайно своим полным именем в предыдущей записке, она перевернула страницу и увидела, что автор тоже написал свое имя полностью.
Дорогая Эми,
однажды я услышал об отдаленном острове на Галапагосах, где сегодня проживает всего сто человек, но еще в XVIII веке несколько китобоев поставили там на берегу пустую бочку, которая служила импровизированным почтовым отделением. Они завели традицию, согласно которой все суда, проходящие через эту землю, забирали письма из бочки и отвозили их в Англию, Америку или куда бы то ни было, доставляя почту от имени своих собратьев-моряков. И по сей день путешественники оставляют в бочке открытки или письма — марки не требуются — в обмен на то, что они заберут чужое письмо и пообещают доставить его законному получателю. Я не видел никакой статистики, но предполагается, что система работает на удивление слаженно.
Не знаю точно, зачем я тебе это рассказываю, может быть, эта история подтверждает, что даже при самых странных обстоятельствах письмо может попасть к нужному человеку.
Каким-то образом несколько месяцев назад мое письмо попало к тебе.
И как бы безумно это ни звучало, мы действительно нашли путь друг к другу, и я понял, что ты работаешь в той самой школе, где я с апреля бываю раз в неделю в группе поддержки для коротконитных. (В этой группе я познакомился с Морой, но не рассказывал ей ни об этих письмах, ни о тебе.)
Я провел большую часть третьего десятилетия своей жизни, беспокоясь о том, как начальник оценит мои чертежи, или о том, зарабатываю ли я столько денег, сколько должен, или о том, что у меня наконец-то началась жизнь, которая заставит моих бывших одноклассников увидеть во мне кого-то больше и сильнее, чем школьного ботаника. Конечно, все это — карьера, деньги — все еще важно, но не только они имеют значение. Нити показали это яснее, чем когда-либо.
Сейчас, повзрослев, я понимаю, что родители сделали мне два замечательных подарка: они показали, как выглядит настоящая, любящая семья, и подарили мне детство, в котором я всегда чувствовал себя в безопасности и защищенным, никогда ничего не боялся.
Думаю, я тоже смогу это сделать. Смогу стать хорошим мужем для женщины, которую люблю, и передать своим детям величайшее наследие моих родителей.
Прости меня, Эми. Прости за изумление, в которое приведет тебя это письмо, и прости за то, что однажды ты попросила меня писать о мелочах, а это, возможно, самая большая мелочь из всех. Но ты также сказала, что каждый из нас может найти собственную меру счастья.
Недавно одна незнакомка сообщила мне, что не хочет тратить время на грусть. Она просто хочет прожить как можно более полную жизнь. И я думаю, что это самый лучший показатель.
Спасибо тебе за все,
Бен
Эми медленно выпустила письмо, его края