Скажи герцогу "да" - Киран Крамер

— Почему? Почему мы не можем убежать? — Лицо ее все еще светилось этой дурацкой надеждой.

Потому что он недостоин ее; потому что не заслуживает привилегии даже просто находиться рядом с таким ангелом, с этой нежной девушкой, в сердце которой так много любви, что она готова бросить все ради сомнительного будущего с обычным конюхом.

Она не хотела понимать это, но он ее погубит, поскольку не имеет понятия, как надо любить, не знает, как жить среди людей и давать им то, в чем они нуждаются. Так что это ходячее несчастье могло принести ей, кроме боли?

Люк судорожно сглотнул.

— Я не позволю губить тебе свою жизнь из‑за меня.

— Я и не собираюсь. Наоборот: буду заново строить! — воскликнула она с таким жаром, что едва не опалила ему душу.

Люк оставался непреклонен, и она в недоумении уставилась на него. Лицо ее побледнело.

Вот и отлично! Пусть лучше возненавидит его.

— И я не позволю тебе выйти замуж за Холси, — добавил он резко.

Дженис покачала головой:

— Попробуй меня остановить. Я выйду за него, непременно, черт тебя возьми! Раз ты не хочешь бежать со мной, я это сделаю.

В отчаянии она толкнула его в грудь.

— Дженис…

— Так что ты выбираешь? Мы с тобой вместе, как муж и жена, или я… выйду замуж за него?

— Ни то ни другое. Ты возвратишься в Лондон незамужней леди, а потом найдешь себе мужа, который станет обращаться с тобой так, как ты того заслуживаешь: с любовью и уважением.

Дженис коротко рассмеялась:

— Ты не настолько могуществен, Люк Каллахан. Может, ты и сумел растоптать мою любовь своим сапогом — потому что это она, любовь, — но заставить меня делать то, чего я делать не хочу, не можешь.

— Я могу поговорить с твоим отцом о Холси…

— Да, а я скажу, что ты крайне ненадежный источник информации: всего лишь грум из конюшни, недовольный хозяином.

В ярости от разочарования и неудовлетворенности Люк крепко сжал ей руку и едва ли не прошипел:

— Послушай меня: если я говорю, что, выйдя за Холси, ты подвергнешь себя опасности, значит, так оно и есть. И угроза исходит не только от него. Я собираюсь расправиться с ним и не хочу, чтобы пострадала и ты.

— Расправиться? — Дженис нервно хохотнула. — За что? Чем он тебе не угодил? Это как‑то связано с твоей матерью? Кстати, вынуждена с сожалением тебе сообщить, что тот дневник был уничтожен. Вдовствующая герцогиня приказала садовнику сжечь его в печи, обогревающей теплицу. Я хотела сообщить тебе об этом, но не имела возможности.

Ему пришлось напрячь все свои силы, чтобы сохранить выдержку. Стало быть, его миссия… провалилась: монахини по‑прежнему уязвимы; его мать и отец не отомщены.

Дженис, должно быть, почувствовав его боль, мягко сказала:

— Даже если бы дневник нашелся и в нем оказались свидетельства дурного обращения с твоей матерью, теперешний герцог не несет за это ответственности.

Но он будто ее не слышал и смотрел сквозь нее. Ей с трудом удалось заставить его сосредоточиться.

— Возможно, виноват в случившемся кто‑то другой, но, за исключением вдовы, все остальные члены семьи мертвы. — Дженис глубоко вдохнула. — Я узнала кое‑что интересное из прошлого этого семейства. Кое‑что важное. Но видимо, это не имеет отношения к твоей матери.

— Что?

— Насчет того утопленника… Вдовствующая герцогиня сказала, что отец Холси, Рассел, намеренно оставил своего брата Эверетта умирать.

Люк испытал новое чудовищное потрясение, услышав реальные подробности семейных событий, полную картину которых ему никак не удавалось сложить.

— У меня создалось впечатление, что смерть Эверетта была какой‑то нелепой, — заметила Дженис. — Рассел просто оказался вдали от пруда, в то время как его брат стал тонуть и попытался выбраться из воды. Вот и все, что мне удалось выведать у вдовствующей герцогини.

Люк сокрушенно покачал головой: ну и семейка! Столько зла. Столько жестокости. И оба его родителя, как оказалось, стали жертвами.

— Я понимаю, как трудно будет идти дальше, учитывая, что история твоей матери здесь, очевидно, была далеко не приятной, — между тем продолжала Дженис. — Но должна тебе напомнить: Холси — могущественный герцог, и никто не посмеет его обвинить за то, что с ней случилось, а ты всего лишь грум, которого и слушать‑то никто не станет.

— В самом деле? — Он крепко ее обнял. — А ты? Ты станешь?

Она попыталась отвернуться, но он повернул ее лицо к себе. Дженис ничего не сказала, но глаза ее полыхали яростью.

— Так вот: мне ты скажешь «да» прямо сейчас, а мерзавцу, который спит там, наверху, скажешь «нет» сегодня вечером, когда он сделает тебе официальное предложение. И запомни: ты никогда не будешь принадлежать ему, потому что ты моя. Ты заставила меня признать это, так что теперь отвечай за последствия.

Люк яростно, со всей страстью завладел ее ртом. Дженис попыталась воспротивиться, сопротивлялась, поскольку была страшно зла на него, а в следующую минуту шептала:

— Я ненавижу тебя, Люк Каллахан, за то, что делаешь со мной.

— Но тебе это нравится, — поддразнивал он, лаская ее груди. — Тебе хочется, чтобы я делал это снова и снова. Признайся наконец.

— Никогда.

В погребе было холодно, но от их тел распространялся жар. Тусклый свет фонаря отбрасывал их тени на стену погреба, и слабый запах земли напоминал Дженис, что это влечение, столь всепоглощающее и неистовое, она испытывает к простому рабочему, груму. По мнению света, он даже в глаза ей смотреть недостоин.

Но сейчас он смотрел. И смотрел так, словно был ей не только ровней, а и вовсе господином. Мужем.

— Сними ночную сорочку, — хриплым от страсти голосом приказал он.

Он явно не оставлял ей другого выбора.

Она некоторое время пристально смотрела на него, потом отступила на шаг и через голову скинула сорочку.

— Я соглашусь на твою игру. Но берегись: играть буду за себя.

Холодный воздух обжег обнаженное тело Дженис, словно ее окатили ведром ледяной воды, но от пылкого взгляда Люка тут же бросило в жар.

Он медленно подошел к ней и коснулся губами плеча, шеи, груди… не слишком нежно схватил за ягодицу и пробежался по ней шершавой ладонью.

— А эти кружевные панталончики… где они?

— Я их сняла, для тебя. Сегодня. — Она немного помолчала. — А могла бы каждую ночь. Каждый день.

— У вас нет мозгов, юная леди, — шепнул он ей на ухо, — если хотя бы на секунду вы допускали, что я позволю вам выйти замуж за жалкое подобие мужчины, что спит наверху.