Город - Стелла Геммел

Он лежал свернувшись клубком, обхватив ладонями рукоять кинжала в боку и пытаясь не двигаться, даже не дышать. Когда вздох приподнимал его ребра, он чувствовал, как воткнувшееся лезвие трется о кость. «Господин, только этот сломанный меч и удерживает в тебе жизнь…» Бартелл до сих пор мысленно видел белое взволнованное лицо подчиненного, мотавшееся над ним туда и сюда: полководца несли с бранного поля. Он хотел вытащить засевший клинок, избавиться от боли. Он знал: хлынет кровь и, вероятно, унесет жизнь, но это не имело значения. Молодой предводитель не давал ему это сделать, осторожно придерживая его руки.

И вот теперь он, старик, лежал на площадке второго этажа, а внизу потрескивало и ревело: первый этаж Стеклянного дома вовсю полыхал. Пламя уже взбиралось по деревянным стенам лестничного колодца. Если вытащить нож, это принесет скорую смерть. Все лучше, чем гореть заживо. Эмли поймет его. Поймет и не осудит…

Он представил себе личико дочери. Потом сообразил, что не помнит, когда последний раз видел ее. Попытался сосредоточиться, но мысли растекались, подобно воде. Перед глазами все плавало лицо того молодого предводителя… Как бишь его звали? Гильяр? Геллан?

В комнате под ним что-то взорвалось. Лицо омыла волна горячего воздуха. Краска, наверное. Или те едкие растворы, которыми Эм обрабатывала стекло… Он открыл глаза. Нужно думать об Эмли. Где она? Почему он думал о ней? Ее босые ножки… Босые ножки, мелькающие вверх по ступенькам…

Он вдруг вспомнил нападение в ночи. Тех двоих. Драку. Нож в боку. Убегающую Эмли…

Он со стоном приподнял голову и увидел вокруг себя пламя. Медленно перекатившись, привстал на колени. Боль в боку заставила мир покачнуться, пришлось ждать, пока вселенная не успокоится. Затем Бартелл на четвереньках пополз вверх по ступенькам. Огонь тянулся к его одежде, трогал волосы…

Тринадцать ступенек. На следующей площадке он дал себе отдых, немного постояв на карачках. Хотелось лечь, но этого он не мог себе позволить, поскольку знал: потом уже не поднимется. Он оглядывался, пытаясь что-то высмотреть в комнатах слева и справа. Нигде никаких признаков Эм.

– Эмли! – хотел крикнуть он, но дыхание было так стеснено, что получился лишь шепот.

Он заставил себя подняться еще на пролет, пядь за пядью, ненамного, но все-таки обгоняя огонь.

Прошла вечность, пока наконец он не увидел перед собой основание деревянной стремянки, что вела в чердачную мастерскую. Он поднял голову и попытался вновь окликнуть Эмли, но лишь бессильно закашлялся. Тело свела судорога боли, перед глазами разлилась чернота. Не стоило и думать о том, чтобы взобраться туда. Это было попросту невозможно.

Но потом сверху донесся звук – размеренное царапанье, словно кто-то скреб сковородку. Он прислушался. Наверху ненадолго притихли, потом звук возобновился. Это вселило в него надежду и даже придало немного сил. Он приподнялся и все-таки полез по ступенькам, перехватывая их окровавленными руками. Ноги казались пудовыми гирями. Минула еще одна вечность – и он высунулся из люка, заглядывая на чердак.

Эмли была примотана веревками к тяжелому креслу. Кресло лежало на боку. Руки и ноги девушки были связаны, во рту торчал кляп – грязная тряпка, вся в краске. Девушка пыталась освободиться, перетереть веревку на запястьях об угол железного сундука. Она лежала лицом к люку. При виде Бартелла глаза у нее округлились. Старик кое-как вытащил непослушное тело из люка и пополз к дочери, ненадолго забыв о своей собственной боли. Добрался и стал обшаривать ее голову, чтобы развязать кляп. Руки совсем утратили ловкость, и наконец, отчаявшись, он просто и грубо сорвал веревку и тряпку.

– Руки! – в ужасе зашептала она. – Руки, скорее!

Эмли смотрела куда-то ему за плечо. Он увидел в ее зрачках отражение пламени.

Неуклюжие пальцы занялись узлами… Кровь сделала их липкими, поэтому они хоть не соскальзывали, но рана вконец лишила Бартелла сил, а страх за дочь сковал разум. Бесценные мгновения уходили одно за другим, а он все не мог справиться. Когда узлы наконец ослабли, Эм выдернула руки из петель, живо распутала веревку у себя на поясе, изогнулась и освободила ноги.

Бартелл оглянулся. Пламя ревущим столбом вырывалось из люка, цеплялось за деревянные стропила и уже растекалось по потолку. Над полом волнами распространялся дым.

Теперь Эмли была свободна. Нагнувшись, она схватила Бартелла за руку, за плечо с той стороны, где не было раны.

– Окно! – шепнула она.

Он покачал головой. Абсурдная мысль…

– Я не смогу, – прохрипел он в ответ. В горле першило от дыма.

Она схватила в ладони его лицо и низко нагнулась к нему.

– Я без тебя не пойду! – выговорила она с какой-то неумолимой твердостью.

Он только вздохнул. Из последних сил поднялся на ноги и, опираясь на худенькое плечо, проковылял через мастерскую к нужному подоконнику. Эмли распахнула его и помогла Бартеллу оседлать подоконник. Он посмотрел вниз. Переулок Синих Уток терялся где-то внизу. Там были смутно различимы обращенные вверх лица. Впереди маячил в предутренних потемках решетчатый деревянный мостик на ту сторону, доступный лишь кошкам.

Нет. Невозможно.

– Я не смогу, – сказал он дочери. – Я же не кот. Ты еще сумеешь, а я…

– Я без тебя не пойду, – железным голосом повторила она. – И принялась выпихивать его в окно: толкать плечом, лупить по спине кулачками.

Он хотел было поймать ее и выставить впереди себя. Но оказывается, он ослаб до того, что даже с ней справиться было мудрено.

Бартелл чувствовал близость смерти, но забрать с собой еще и Эмли – это было уж слишком…

Сделав страшное усилие, он потянулся вперед и левой рукой уцепился за балку. Эмли помогла ему свесить ногу и найти для нее надежную опору. Бартелл застонал – и оказался на мостике. Он цеплялся за балку, превозмогая боль и темноту, грозившую снова затопить разум. Эмли двигалась следом. Да не просто двигалась, а переставляла с места на место его руки, помогала переносить ноги. Вот он сделал шажок… Эмли мигом ухватила его левую руку и повела ее вперед.

Теперь они были прямо над переулком, и лишь темнота отделяла их от мостовой далеко внизу. В голове у Бартелла чуть-чуть прояснилось, свежий воздух немного охладил пылающий болью бок. Он уже сам потянулся вперед. Еще шажок… У того конца мостика виднелось распахнутое окно, оттуда за ними наблюдали двое мальчишек. В ушах звучали тонкие голоса, напоминавшие галдеж чаек. Кажется, это ребятишки что-то кричали ему, возбужденно тараща глаза. Наверное, подбадривали, чтобы двигался побыстрей.

Он перехватил балку, встал ногами на бревно пониже и прислонился к опоре, давая себе отдых. Позади взорвалось стекло, дохнуло жаром – это лопнуло окно, в которое выбрались они с Эм. Он услышал встревоженные крики – это зеваки разбегались от посыпавшихся осколков. Бартелл поспешно переместился вперед, остро сознавая, что Эм была там, у него за спиной, а значит, ближе к пылающей преисподней. Правая рука заскользила по гладкому дереву, Бартелл едва не полетел вниз, больно ударившись бедром и ухватившись за что-то лишь в последний момент. Рану рвануло так, что перед глазами все расплылось.