Вредность не порок - Лариса Ильина

В туалет выпускают по расписанию, из комнаты выходить не дают, а готовить им бегай по первому зову! Рожи наели — в дверь не пролезают…

— Нет, — буркнула я, демонстративно отворачиваясь к стене, — не пойду.

— Да ну? — обрадовался Мамонт и просочился в комнату — А у меня самые широкие полномочия!

— Умное слово выучил?

— Ага! И тебя могу научить. Если много говорить будешь…

— Спасибо, не надо. — Решив не дожидаться, пока он стащит меня за ноги, я встала с кровати самостоятельно.

Спускаясь вниз по лестнице, отметила, что свет горит только в коридоре, гостиная, веранда и кухня тонули во мраке. Перешагнув порог кухни, я остановилась. Но вот глаза привыкли к темноте, и я увидела Семена, сидящего в углу возле окна.

— На ночь есть вредно, — с достоинством сообщила я, шаря рукой в поисках выключателя, — поэтому я с удовольствием приготовлю вам макароны с тушенкой.

Мой нахальный монолог остался без ответа, я не обиделась и принялась молча громыхать посудой. Приготовление кулинарного шедевра, предложенного мной, много времени не заняло, вскоре я водрузила на середину стола обшарпанную кастрюльку, объявив:

— Готово!

Соответствующей реакции не последовало; решив не впадать в панику раньше времени, я аккуратно расставила тарелки и разложила вилки. Ножи, памятуя о склонностях гостевого состава, вытаскивать поостереглась.

Потоптавшись еще немного возле плиты, я присела к столу, делать уже было нечего, а спросить, можно ли вернуться в спальню, честно сказать, побоялась. В доме буквально звенела напряженная до предела тишина, глянув в темное слепое окно, я поежилась. В этом окошке я не то что как на ладони, я как бабочка из коллекции, намертво пришпиленная булавкой.

— Ешь… — вдруг тихо раздалось из угла.

Отказываясь верить своим ушам, я покосилась на вросшего в стенку Седого.

Однако язык мой отказался произнести решительное «нет!», ноги задрожали, а глаза предательски набухли.

— Ешь… — снова нараспев прошипел Седой и ободряюще добавил:

— Замочу…

В углу произошло плавное, едва заметное движение.

Ведь знала я, что не следует еще раз туда смотреть, но то ли проклятое любопытство, то ли глупость опять взяли верх, и я повернула голову. Теперь правая рука Седого расслабленно лежала на углу стола, а указательный палец кокетливо поигрывал на курке пистолета. Небрежно развернутый в мою сторону ствол завораживающе смотрел мне в грудь блестящим черным зрачком. Это новое, доселе никогда не испытываемое ощущение заставило вдруг мою руку потянуться вперед и крепко вцепиться в горячую ручку кастрюли. Придвинув ее к себе, я медленно и аккуратно наполнила ближайшую тарелку, бессознательно отмечая, как Седой удовлетворенно качает головой в такт моим движениям. Облезлая алюминиевая вилка, изрядно потрепанная жизненными невзгодами и пренебрежительным отношением хозяев, больно стучала по зубам, и макароны большей частью валились мне на колени. Согнувшись над тарелкой едва ли не крючком, я щедро поливала свой незапланированный ужин беззвучными горькими слезами, безрезультатно силясь пропихнуть что-нибудь внутрь протестующего желудка.

Не знаю, сколько длилась эта пытка, большая часть макарон уже переместилась с тарелки под стол, когда Седой вдруг подал голос:

— Ну?

— Нету. Пусто, — пригнувшись ниже уровня подоконника, в кухню прокрался Ушастый, — Додон на крыше, Мамонт с Бурым во дворе.

— А где Серый?

— На веранде… Может, сюда еще Лимона поставить?

— Нет. Пусть Леха встанет в коридоре…

— Да не дойдет он до крыльца, Семен. Сюда заглянет, не Мамонт, так Бурый его снимет. Не первый раз замужем…

— Ты, крендель псковский, зубы-то не скаль… — Услышав интонацию Седого, я всерьез озаботилась: не присоединиться ли мне к лежащим под столом макаронам? — Это ты бы сразу ломанулся под окошко подглядывать. А что он сделает, один он и знает… Ты меня хорошо понял?

— Хорошо, — буркнул Ушастый, было видно, что слова Седого его здорово задели, — только тут тоже не фраера рыночные…

Ушастый исчез. Вновь потянулись мучительно долгие минуты, спина у меня затекла, не выдержав, я разогнулась, поставила локти на стол и потянулась. Седой тоже немного расслабился, пистолет он уже давно убрал и теперь потихоньку разминал затекшие ноги.

— Где же он, сволочь? — пробормотал он сквозь зубы, я навострилась, но больше ничего не услышала.

Теперь весь двор был залит лунным светом, пики забора отбрасывали длинные изогнутые тени, расчертившие землю перед домом на узкие сектора.

«Я бы вот никогда не полезла под окошко, когда в спину тебе светит почти что фонарь, — размышляла я, ритмично постукивая ногой по полу. — Похоже, именно этого они и ждут. Хотя, как я поняла. Седой рассчитывает представить дело таким образом, будто тут всего пара человек. И я, со счастливым блеском в глазах кухарящая для дорогих гостей…»

Вскоре я подставила под подбородок вторую руку и, чтобы не уснуть, из последних сил вытаращилась в окно.

По всей видимости, туго приходилось не только мне, за спиной снова зашуршало, и Ушастый прошептал:

— Нет его… Что будем делать?

— То же, что и делали… — раздраженно отозвался Семен, я собралась обреченно вздохнуть, как сверху донесся какой-то странный звук и что-то стремительно покатилось по черепице.

Мы дружно взглянули на потолок и насторожились, шуршание раздалось над самым окном, и в следующее мгновение вниз с грохотом рухнул человек. Я едва успела различить мелькнувшие в воздухе руки и охнула, зажимая рот ладонью.

— Додон… — сдавленно рявкнул Ушастый и совершил самую большую и последнюю ошибку в своей жизни.

Дернувшись по инерции к окну, он на долю секунды приподнялся вверх. Тонко звякнуло оконное стекло, Ушастый, нелепо взмахнув руками, вскинулся и словно подкошенный рухнул в кухонный проход. Я молча стекла под стол к остывшим уже макаронам и закрыла глаза.

— Леха, Леха! — заорал что есть мочи Седой, живо валясь на пол. — Ты где?

Леха не отзывался, и я решила, что повидаться с ним нам уже не доведется, но тут из коридора раздался бодрый голос:

— Ась?

— Он здесь…

— Я понял.

— Его нельзя в дом пускать… Леха, зови сюда Серого… Быстро!

Через несколько секунд возле двери раздалось тяжелое сопение — прибыл Серый, но заглянуть в кухню побоялся.

— Серый, — позвал Седой, — забери девку, отведи наверх и не давай высунуть нос. Вякнет — выбей ей к чертовой матери все зубы… И чтоб ни один волос с ее головы не упал… Это теперь наша козырная дама…

Серый утвердительно замычал из-за угла, а я разозлилась. Особенно мне понравилось про зубы.