Выбор по Тьюрингу - Гарри Гаррисон

– Хорошо.

Брайан подождал, пока дверь за ней не закрылась, и повернулся к Бену, но некоторое время молчал, кусая губы, прежде чем заговорить.

– Я до сих пор так и не сказал ей о том процессоре, что вживлен мне в мозг. А она так ничего и не спросила насчет того разговора, когда он высказал свою догадку. Вас она тоже не спрашивала?

– Нет, да и не спросит, я думаю. Шелли очень замкнутый человек, и мне кажется, что она ожидает того же и от других. А это важно?

– Только для меня. Я же вам говорил, что чувствую себя каким-то уродом…

– Ты не урод, как ты прекрасно знаешь. Не думаю, чтобы об этом когда-нибудь зашел разговор.

– Со временем я ей скажу. Только не сейчас. Особенно из-за того, что у меня назначено несколько довольно длительных сеансов с доктором Снэрсбрук. – Он взглянул на часы. – Первый из них совсем скоро. Я это делаю в основном для того, чтобы ускорить работу над искусственным интеллектом.

– Каким образом?

– Я хочу иначе подойти к проблеме. До сих пор я занимаюсь только одним – просматриваю материалы той резервной базы данных, которую мы привезли из Мексики. Но это большей частью заметки и вопросы, которые касаются текущей работы. А мне нужно выйти на подлинные размышления и на результаты исследований, которые на них основаны. То, что я делаю сейчас, – медленная, нудная работа.

– Почему?

– Я был… есть… мы были… – Брайан криво усмехнулся. – Грамматически правильно никак не получается. В общем, тот «я», который набрасывал заметки, делал это очень неаккуратно. Вы же знаете – когда записываешь что-то для себя, обычно нацарапаешь пару слов, и этого хватает, чтобы восстановить в памяти всю мысль. Но того моего «я» больше не существует, и эти заметки мне ни о чем не напоминают. Поэтому я начал работать с доктором Снэрсбрук – мы хотим посмотреть, нельзя ли будет воспользоваться вживленным процессором, чтобы связать заметки с отдельными разрозненными воспоминаниями, которые все еще хранятся у меня в мозгу. Чтобы разработать искусственный интеллект в первый раз, мне понадобилось десять лет, и я боюсь, что теперь на это уйдет столько же времени. Я должен вернуть эти воспоминания.

– А что-нибудь получается?

– Пока рано. Мы все еще пытаемся найти способ устанавливать взаимосвязи, которые я смог бы надежно активировать по своему желанию. Процессор – машина, а я нет, и мы даже в самые лучшие моменты взаимодействуем плоховато. А в остальное время это как разговор по телефону при плохой слышимости. Знаете, когда оба человека говорят одновременно, и ни один другого не слышит. А бывает, что я просто ничего не понимаю в том, что до меня доходит. И приходится прекращать связь и начинать сначала. Очень досадно, можете мне поверить. Но я справлюсь. Надеюсь, что дело наладится.

Бен проводил Брайана до поликлиники «Мегалоуб», распрощался с ним у дверей кабинета доктора Снэрсбрук и, проводив его глазами, некоторое время стоял неподвижно, погруженный в раздумья. Ему было о чем задуматься.

Сеанс прошел удачно. Теперь Брайан уже мог получать доступ к процессору по собственному желанию и пользоваться им, чтобы извлекать нужные воспоминания. Система стала работать лучше, хотя иногда у него в голове возникали обрывки знаний, которые он не мог понять. Словно это были чьи-нибудь подсказки, а не его воспоминания. А время от времени, входя в память своего прежнего, взрослого «я», он обнаруживал, что теряет нить собственных мыслей, и, когда ему удавалось восстановить контроль над ними, он с трудом мог припомнить, что за это время происходило. «Странно, – думал он. – Неужели во мне существуют две индивидуальности в одно и то же время? Могут ли в одном сознании помещаться сразу две индивидуальности – одна прежняя, другая новая?»

Такое зондирование, во всяком случае, намного ускоряло его работу. Немного привыкнув, Брайан стал все больше и больше размышлять над проблемами, которые все еще возникали в работе искусственного интеллекта. Над разнообразными дефектами, которые приводили к сбоям, в результате чего машина начинала откалывать всевозможные коленца.

– Брайан, ты меня слышишь?

– Что?

– Здравствуйте! Я тебя уже третий раз спрашиваю об одном и том же. Замечтался?

– Прошу прощения. Просто все это совершенно непостижимо, и в моих заметках нет ничего такого, что помогло бы мне разобраться. Надо бы, чтобы часть моего мозга следила сама за собой, а остальная часть об этом не знала. Что-то такое, что поддерживало бы равновесие в управляющих цепях системы. Это не так уж сложно, когда сама система стабильна и не слишком меняется. Но когда она постоянно обучается новым способам обучения, ничего не получается. Нужна еще какая-то система, что-то вроде отдельного подсознания, которое могло бы хоть в какой-то степени сохранять контроль.

– Звучит совсем по-фрейдистски.

– Простите?

– Напоминает теории Зигмунда Фрейда.

– Что-то я не помню, чтобы такая фамилия попадалась мне в литературе по искусственному интеллекту.

– Нетрудно понять почему. Это был психиатр, он работал в 90-х годах XIX века, когда еще не было никаких компьютеров. Когда он впервые выдвинул теорию, что сознание состоит из нескольких разных систем, он дал им имена – «ид», «эго», «суперэго», «цензор» и так далее. Предполагается, что подсознательно каждый нормальный человек постоянно испытывает всевозможные конфликты, сталкивается с противоречиями и несовместимыми целями. Вот почему я подумала, что тебе может что-нибудь прийти в голову, если ты займешься фрейдовской теорией сознания.

– Звучит заманчиво. Давайте сделаем это прямо сейчас – загрузите все эти теории Фрейда мне в память.

Доктора Снэрсбрук это немного обеспокоило. Она все еще рассматривала пользование вживленным компьютером как эксперимент, хотя для Брайана это уже стало привычным образом жизни. Теперь ему больше не приходилось корпеть над печатными страницами – достаточно было загрузить что угодно в память, а разбираться потом.

К себе он возвращаться не стал, а ходил взад и вперед по комнате, мысленно углубляясь то в одну, то в другую часть учебника, сопоставляя их, усваивая новые ассоциации. В конце концов он воскликнул вслух:

– Да это же то, что надо! В самом деле, такая теория идеально подходит к моей проблеме. «Суперэго» – это, по-видимому, механизм целеполагания, который появился после возникшего раньше механизма импринтинга. Ну, знаете, того механизма, который открыл Конрад Лоренц, – благодаря ему детеныши многих животных держатся вблизи источника заботы и защиты. Так у ребенка появляется сравнительно постоянная, стабильная система целей. После того как ребенок включает в нее образ матери или отца, такая структура может оставаться в его сознании всю жизнь. Но как бы ввести такое «суперэго» в мой искусственный интеллект? Смотрите: это можно было бы сделать, если загрузить достаточную часть моей собственной подсознательной системы ценностей. А почему бы и нет? Активировать все мои К-линии и немы, идентифицировать и записать все связанные с ними эмоции. Потом использовать эти данные, чтобы построить модель моего сознательного самоощущения. А потом добавить сюда мой идеал – то, к чему «суперэго» велит мне стремиться. Если удастся загрузить и это, мы далеко продвинемся к стабилизации нашего машинного интеллекта и управлению им.