Последние дни. Том 1 - Тим Пауэрс

Et in Arcadia ego.

«И я в Аркадии», – думал он, тщательно переводя образовавшиеся слова, или «Я тоже в Аркадии», или «Даже в Аркадии аз есмь».

Арментроут с тревогой отметил, что слово «Аркадия», ассоциировавшееся с пасторальной древнегреческой поэзией и тихими благоухающими садами, вероятно, было вполне применимо к этому месту… «Пока наша дражайшая мисс Фиглиф не явилась сюда и не убила короля. Но кем же был Ego, от лица которого шла речь?»

Даже выехав на 5-ю автостраду и направляясь на юг через окутанные туманом и подсвеченные ранним утренним светом холмы Санта-Ана, Арментроут то и дело ловил себя на том, что с излишним вниманием и тревогой рассматривает знаки и вывески на обочине. Временами попадались плакаты «БЕНЗИН-ЕДА-НОЧЛЕГ 1 МИЛЯ», сопровождаемые броскими картинками для не умеющих читать, и если стилизованные изображения бензоколонки и тарелки с ножом и вилкой были вполне безобидными, то фигурка человека из кружочка и палочек, лежащего на кровати в форме вытянутой буквы «Н», этим утром казалась ему пугающей, как выложенное напоказ мертвое тело, и, все еще не доехав до Оушенсайда, он увидел несколько плакатов, предупреждающих нелегальных мексиканских иммигрантов, что нельзя перебегать автостраду в обход пограничного контрольно-пропускного пункта (желтый знак в форме ромба с силуэтным изображением бегущих, взявшись за руки, мужчины, женщины и девочки – бегущих так быстро, что ноги девочки оторвались от земли), с надписью «PROHIBIDO»[51] под фигурами. Арментроут подумал, что этот запрет, вероятно, относится ко всем беглым семьям.

И, осознав, наконец, что его сердце бьется все быстрее и быстрее, он понял, что пытается бунтовать, как будто это – упреки, адресованные лично ему. «Я не убивал никаких королей, – подумал он, – я не срывал с места ни одной семьи, я врач, я…»

Тут он внезапно вспомнил тучную девушку, покончившую с собой, голос которой слышал по телефону несколько часов назад: «Доктор, я теперь вся искореженная, где моя остальная часть?»

«Но я же совершенно не хотел такого исхода, – думал он, – не предвидел, что она убьет себя. Я ни к кому не применяю методов, которых не испытал на себе с благотворным эффектом, и по собственному опыту знаю, что полное устранение проблемы из души, без попыток ассимилировать ее, на самом деле дает хороший результат. И даже когда случаются такие несчастья… Черт возьми, неужели я не имею права немного поддержать свои силы?! Я искренне делаю людям много добра, так почему же мне нельзя иногда брать в оплату что-нибудь, помимо денег? Разве я превращаюсь от этого в извращенца? – Он уверенно улыбнулся. – Ни-ско-леч-ко! Вообще само понятие личностных последствий „греха“ не что иное, как инфантильный солипсизм: дурацкое представление, будто ты в каком-то смысле это все, и все это ты. Чувство вины и стыда – просто непродуктивные, негативные противопоставления самоуважению, а я воспринимаю все свои действия совершенно позитивно. Сегодня все путем».

Затем его мысли переключились на то, что он сейчас планировал для своей пациентки Дженис Корделии Пламтри, как только удастся ее поймать, и для Кута Хуми Парганаса, если мальчик еще жив, – и снова услышал монотонный вой, вырвавшийся из горла Лонг-Джона Бича: «Мы стали б горстью пыли».

Тут ему с совершенно излишней ясностью пришло в голову, что идеалисты-танцоры на пляже несли внутри радугу живой плоти, а вовне сухую растрескавшуюся глину.

И потому (после того как Лонг-Джон Бич указал на табличку на задней двери шестнадцатиколесной фуры, подрезавшей его возле Сан-Онофр, где было написано: «ВНУТРЕННЯЯ ВЫСОТА 10 Ф – ОТ НАЧАЛА ДО КОНЦА 110 Ф», – и сказал: «Хе-хе, док, это вам!») он чуть не сунул руку в карман, чтобы вытащить свой «Дерринджер» и не пальнуть по табличке.

У Арментроута на лбу выступил холодный пот, когда он понял, что его рука и в самом деле легла на рукоять пистолета в бездумной, рефлекторной вспышке гнева, но все же! «От начала до конца»? Как, спрашивается, это понимать?

Сотовый телефон, лежавший между сиденьями, зазвонил, Арментроут подхватил его, откинул крышку и злобно бросил:

– Да!

– Следи за ногами и не заступай за белую черту, – прогудел веселый мужской голос, – и не пытайся сидеть одной жопой на двух стульях! Я управляю этим автобусом, а ты тревожишь детей!

Растерявшись в первый момент, Арментроут тут же сообразил, что этот голос ему знаком, но вроде бы он слышал его в бестелесном качестве (как призрака?), а сейчас определенно звонил не призрак: голос и угадывавшееся фоном к нему посвистывание ветерка были настоящими в отличие от вечного невнятного шума толпы в призрачном баре.

– Ты, чувак, давеча мацал мою дочь, – продолжал голос, – и нечего винить меня в излишней вспыльчивости, согласен? – Арментроут не успел придумать никакого ответа. – Это Омар Салвой, и я не могу долго говорить. Слушай-ка, мы с тобой держим друг друга под прицелом, верно? Мексиканская дуэль, так сказать. Я думаю, что мы могли бы поладить, ведь мы оба едим из одной тарелки. Значит, к делу… Ты ведь хочешь, чтобы Кут Хуми Парганас был заперт в твоей клинике, с мертвым мозгом, в коме и на искусственном жизнеобеспечении, так? Или ты пока еще не думал о столь дальних перспективах?

У Арментроута даже в голове поплыло, когда он услышал, что чужой голос произносит вслух то, о чем он только что подумал, сам стыдясь своих мыслей.

– Д-да… – пробормотал он, скосив глаза на Лонг-Джона Бича, а потом, через зеркальце над лобовым стеклом, на два безмятежных пластмассовых лица на заднем сиденье. – Предложенный вами ход событий… Вы не ошиблись, предполагая, что он пошел бы на пользу нам обоим. Но не прямо сейчас – это нужно предпринимать после того, как его приведут к официальной… коронации, если вы понимаете, о чем я. Сегодня утром я посетил замок короля-рыбака, и, судя по обстановке там, нового короля еще не возвели на трон. А вот после того, как это произойдет, я мог бы все устроить с максимальной выгодой и для себя, и для вас. Как вы знаете, я обладаю уникальной возможностью воплотить в жизнь именно описанный вами сценарий.

– Во, ты и сам допер. А у девчонок появилась дурацкая мысль вернуть мертвого – старого – короля к жизни. Я эту затею не допущу – тот парень действительно стар, закоренел в своем образе мыслей и, несомненно, будет сопротивляться, не то что мальчонка.

– Только ROM и никаких RAM[52], – согласился Арментроут, хоть и не понимал, какое значение может иметь эта разница, если тело все равно будет мертвым.

– Ромы? Рамы? Ты о цыганах или овцах? Ты полегче с мистикой, доктор: я хочу, чтобы ты занялся наукой. Тебе ведь известно, как работает механизм передачи души, выбивающий личность из чьей-нибудь башки?