Убойная стрела Амура - Валентина Андреева

После родов Полина вновь обрела дар речи, но о своей прошлой жизни так и не обмолвилась, ссылаясь на беспамятство. Скорее всего, не хотела. Боялась за судьбу Алешеньки. Самих же Волобуевых это вполне устраивало. Какое же прошлое может быть у дара, свалившегося с небес? Это ж воля Божья.

Умерла Волобуева Полина Никодимовна на восемьдесят третьем году жизни, успев полюбоваться и на внука. К счастью, не ведая, что ее правнук Колюшка погибнет на фронте в первый же год Великой Отечественной войны, оставив после себя вдову с годовалой дочерью Танечкой – будущей бабушкой Вероники и матерью ее отца – Ковалева Константина Михайловича, талантливого журналиста.

Выйдя на пенсию, Константин Михайлович осуществил давнюю мечту – купил домик в возрождающейся деревне Звонаревке и обзавелся лошадьми. По преданию, передаваемому из поколения в поколение, именно здесь, в восстанавливаемом дворце, начиналась история нового поколения рода Кочетковых-Турчаниновых. Жена Ковалева уезжать из Санкт-Петербурга наотрез отказалась, а вот дочь Вероника, помешанная на родословной, выкопанной с помощью отца, его поддержала. Пользуясь полученной профессией историка, перерыла гору архивного материала и, отсеяв ненужную информацию, все-таки обнаружила доказательства, подтверждающие семейное предание. Кроме того, она удачно устроилась в только что отстроенный на месте бывшего графского дворца пансионат, чтобы пожить в обстановке той эпохи, которой жила ее легендарная прародительница. Обстановки, созданной искусственно, но позволяющей в полной мере разыграться богатому воображению.

На этом рассказ Вероники оборвался. Она прекратила теребить одеяло и, насупившись, принялась изучать свой маникюр. Кисель явно страдал, от жалости к ней и собственных нелепых подозрений.

– Все так просто и трогательно объясняется, – вздохнула Наташка, – но у нас имеется один труп и два несостоявшихся кандидата на роль его компаньонов. Ир, ты обмолвилась, что Вероника гонялась за картиной. Что-то она молчит на эту тему.

– А кому хочется признаваться в низких поступках, даже если они исторически оправданы? Давайте без лишних эмоций. Вероника, в вашей семье сохранились какие-нибудь описания личности Полины?

Девица что-то пробормотала себе под нос.

– Ну ты еще чище своей прародительницы. Яснее не можешь сказать?

– Картина Полины с сыном. И еще миниатюра. Сделаны по заказу Волобуевых.

Я всплеснула руками.

– Представляете, что пережила наша девушка, увидев на стене в апартаментах Ольги Леонтьевны старинный портрет своей бабушки с многочисленными приставками «пра». Ценность его была неоспорима, купить его Вероника не могла, попросить подарить не посмела.

– Ну и глупо! – запальчиво заявила Ольга. – Я бы подарила, расскажи она мне правду.

– Ты бы в нее поверила! Подарить незнакомой, по сути, девице, только что принятой на работу! А если эксперты оценили бы портрет в баснословную сумму, превышающую все твои расходы по восстановлению дворца? Ты же после консультации с Рожковым собиралась отправить картину на экспертизу? – Ляна волновалась не меньше Наташки, время от времени ей поддакивающей. – И, если бы не странности с перемещением полотна… Это что ж получается… Вероника, ты стянула картину у своей руководительницы и перевесила в другое место? Почему бы просто не спрятать у себя? Ах, да! Картина ценная, вызовут милицию, проведут обыск…

– Я-а-а-?!!

Забыв про кроватный вариант одежды – на ней была длинная ночная сорочка, не иначе как по образцу XVIII века, Вероника откинула одеяло и слетела с кровати. Непонятно, зачем было вообще под него прятаться. В такой ночнушке, как в сейфе.

– Я! Надо ж такое придумать!!! Вы… вы, Ольга Леонтьевна, лучше бы вы за своим заместителем следили, Потаповым, упокой, Господи, его грешную душу. Напрягите память, кто его вам рекомендовал?

– Горбенко. Роман Ильич, а… Нет, я не понимаю, при чем тут Потапов? – Ольга пыталась сосредоточиться, но ей удалось только нахмурить брови. Умного вида не получилось.

– Это Потапов умыкнул картину, – благосклонно напомнила я присутствующим, радуя Веронику своей догадливостью. Ольга ахнула, Лянка охнула, Наташка выдала «Бли-и-ин!». Как будто в первый раз услышали! – А Горбенко приложил руку к восстановлению подземного хода…

– И не замедлил протянуть ноги, – пробормотала Наташка, но под моим яростным взглядом умолкла. Ненавижу, когда меня перебивают!

– … но не успел пожать результаты своего плодотворного труда, надеясь, скорее всего, на зарытый в подземелье клад. Слухи о нем среди остатков местного населения ходили. Да и обнаруженный подземный ход не миф, а реальность. Будучи уволенным строгой директрисой, свою мечту о богатстве вместе с должностными обязанностями передал хорошему товарищу Потапову, наверняка на условии, что тот с ним поделится. Мы уже говорили Ольге, что раз Потапов завершал стройку и предъявлял готовый объект приемной комиссии, он не мог не знать об изменениях в плане строительства. Вениамин Аркадьевич был вхож в твои апартаменты, Ольга Леонтьевна, в любое время… – Я покосилась на Ивана и ограничила время посещений покойного зама днем и вечером. – Неужели у тебя не бывало моментов, когда ты была вынуждена выскакивать из кабинета, прося своего зама подождать на месте?

– Были. Сколько угодно. Я ему вполне доверяла, – эхом отозвалась Ольга. – Правда, он не всегда меня дожидался… Работа. И, честно говоря, тогда я вообще не считала необходимым закрывать свой кабинет.

– Положим, «своего времени» Потапов с твоей помощью дождался и подменил одно полотно другим. В отличие от Горбенко, в возможность обнаружения клада он не верил: облазил потайной ход вдоль и поперек. Не разбирать же его по камушку. А вот картину можно выгодно продать…

– Я слышала его разговор по мобильнику. Не знаю с кем. Имени он не называл. Обещал через пару дней привезти «красотку». Это меня насторожило. Картину Потапов вынес поздно вечером, – вздохнула Вероника. – Я чуть не столкнулась с ним у калитки и спряталась в кустах. Испугаться не успела – узнала Веню по голосу – он матерился, уронив ключ. Короче говоря, по его последующим действиям я поняла, что подземный ход восстановлен. Точнее сказать, реконструирован. Раньше вход был прямо из подвального помещения, а выход – я не знала точно… Где-то в лесу, а лес большой. Думала, все давно осыпалось и засыпалось. Было страшно, но я проводила Веню до родника и поняла, куда он скрылся. Дальше идти побоялась. Дворец еще был необитаем, в случае чего на помощь звать бесполезно, а до флигеля не докричишься. Эту ночь вообще не спала, еле дождалась рассвета. Ну и полезла… Так и обнаружила сразу два входа – из кладовой и комнаты, расположенной напротив. Картина была спрятана между репродукциями. Если бы вы знали, какого труда мне стоило ее повесить над лестницей на место «Нимфы». Вот тогда и поблагодарила папу, который лично занимался моим спортивным воспитанием. Но, к сожалению, недостаточно хорошо картину повесила. Утром она на Ивана свалилась. Честно говоря, я рассчитывала на то, что Потапов решит, что кто-то его выследил, рассекретил и дал понять «не балуй!», следовательно, он не предпримет новой попытки упереть полотно. Надо было видеть его рожу, когда он с ребятами приперся во дворец проверять акустику – что-то в системе не заладилось. Окинув хозяйским глазом галерею картин на лестнице, запутался в собственных ногах. И, спускаясь по черному ходу в подвал, все спотыкался и бормотал: «Мистика-а-а…» Андрей, помнишь этот момент? – Вероника тихо засмеялось. Знакомый смех – словно рассыпался звоном колокольчик.