Спасти нельзя оставить. Хранительница - Вера Чиркова

– Вот именно. Для шестнадцатилетней девочки это древний старик. И она нашла более подходящий объект для обожания. А он отказал, и поскольку я хорошо знаю Арвиса – иначе и поступить не мог. И наверняка пообещал все рассказать отцу. Вот от испуга она и ударила первой, и наверняка сыграла почти совращенную добродетель очень убедительно, ведь перед ней уже открывались монастырские ворота.

По мере того как прокурор уверенно раскладывал по полочкам смысл давно минувших событий, отец Арвиса старел на глазах. Но добила его Миралина.

– А мастер Бертений, как свойственно всем самонадеянным мужчинам, – горько усмехнулась она, – сразу сделал выводы и огласил приговор. Не хочу даже знать, какая кара ждала Арвилеса, но уверена в одном: на его месте каждый сбежал бы как можно дальше. Никто в таком возрасте не станет надеяться на справедливость незнакомых судей, если даже родной отец поверил в подлый навет.

– Извините, ваша светлость, – с достоинством поклонился Донарес, – сегодня у меня возникли важные причины попрощаться. Надеюсь, вы подарите мне еще одну аудиенцию?

– Возможно, – не стала давать твердых обещаний Леаттия. Молча проводила взглядом торопливо покинувших зал дагорцев и тихо добавила: – Не будем о них. Кто там следующий?

– Гости из Харказа, – подсказал Эгрис и кивнул дежурившему у двери магу. – Зови.

– Девятый сын великого шейха Астенулея Эттаркала Харказского принц Изондей Ышеглы! – выкрикнул дворецкий, и Леаттия ему искренне посочувствовала.

Дверь распахнулась, вбежали двое юношей, одетых в подпоясанные алыми кушаками синие со звездами рубахи, полосатые штаны и узорные сапожки с загнутыми носами. Вскинули к потолку длинные дудки и гнусаво загудели.

Эгрис поморщился, щелкнул пальцами, и резкий звук стал раз в пять тише.

Вошедшие следом за музыкантами четверо юношей были одеты так же, только рубахи носили зеленые. Сгибаясь от тяжести, они тащили огромные корзины с цветами, фруктами, сладостями в резных шкатулочках и непонятными разноцветными свертками.

Цветы парни живо разбросали по залу, складывая самые диковинные и пахучие к ногам Леаттии, и Эгрис незаметно кастовал второй щит. Сладости расставили по столикам, а корзину со свертками опустили на ступени перед герцогским креслом. Глава гильдии страдальчески вздохнул и поставил еще один щит.

Последним в сопровождении охраны в зал вошел молодой харказец, и дверь наконец закрылась.

Трудно было усомниться, глядя на идущего к трону мужчину, в его знатности и богатстве. Такие красивые дети бывают только от смешения нескольких рас и тщательного отбора жен. Нежная кожа смугловатого лица с легким румянцем, черные сливины чуть раскосых глаз, обрамленных пушистыми ресницами невероятной длины, плавные дуги густых бровей, прямой нос и яркие губы, обведенные аккуратной щеточкой сливающихся с бородкой усов. К этому прилагались волнистые и блестящие черные волосы, тщательно зачесанные назад, и огромный алмаз в серьге, продетой в изящное ухо.

Чуть покатые плечи и гибкий торс облегала черная шелковая рубашка, которую он по харказской моде носил навыпуск, перетянув тонкую талию широким кожаным ремнем, украшенным замысловатыми узорами. Довершали облик синие парчовые штаны и высокие сапожки с золотыми пряжками.

На девятого сына шейха хотелось смотреть, как на произведение искусства, и он это знал, стоял молча и позволял собой любоваться.

Но едва заметив усмешку на губах Вельтона, склонил голову, прижал руку к груди и произнес чуть нараспев по-харказски:

Эгрис покосился на герцогиню, сидевшую с застывшим лицом, и ответил на своем языке:

– Ее светлость Леаттия Брафорт благодарит вас за стихи, но они тут неуместны. Герцогиня выходит замуж за любимого мужчину и никому другому никаких надежд не давала.

– Ее светлость еще очень молода и влюбчива, – с притворной печалью вздохнул Изондей, – и не имеет опыта правления такой большой страной. Ей еще неизвестно, насколько выгоден Брафорту крепкий дружеский союз с ближайшими соседями, подкрепленный родственными связями.

– Вы зря так беспокоитесь за мою страну, – с кроткой улыбкой ответила на чистейшем харказском языке Леаттия. – Она в надежных руках моих друзей и советников. Ведь это ваш поэт сказал:

Изондей счастливо улыбнулся и приоткрыл было рот, намереваясь ринуться в жаркий спор, в чем явно имел большой опыт, но его холодно перебил Вельтон:

– Уважаемый девятый сын великого шейха! Ее светлость благодарит вас за дары и стихи и надеется, что вы еще погостите в Югрете. А на сегодня аудиенция закончена, ее светлость желают поздравить послы из Гестона и ждут важные новости из других стран.

Лицо харказца на неуловимый миг застыло оскорбленной маской, раздулись в гневе тонкие ноздри, но он тут же взял себя в руки, улыбнулся еще более сладко, чем прежде, и удалился, держа спину прямо, как знамя.

– Не зря ты с ним так резко? – нахмурилась Санди. – Они очень обидчивые и горячие.

– Это не он, – оправдал Вельтона появившийся рядом с Леаттией Рорн. – Это я попросил. Там прибыл Руалис и просит о срочной аудиенции. – Дракон создал стул, поставил рядом с Эгрисом и сел, закрываясь личиной Бензора и делая вид, будто не замечает обрушившейся на зал тревожной тишины.

Глава белой гильдии вошел в зал один и одет был как самый простой горожанин или путешественник. Не висело на его груди обычной грозди амулетов, не было и перстней с браслетами. Но ни у кого не возникло желания спрашивать, сам он оставил все это в родной цитадели или сдал на хранение дежурному магу. Все молча ждали, пока белый магистр приблизится.

– Садись, – пригласил вдруг Эгрис и хмуро добавил: – Плохо выглядишь.

– Мне уже почти двадцать лет абсолютно безразлично, как я выгляжу, – с горечью хмыкнул Руалис, глянул мельком на возникший перед ступенями стул и ухмыльнулся с мрачной безнадежностью. – Боюсь, посидеть я не успею. Вы, несомненно, уже знаете, что вашего друга поймал черный маг? Так вот, он прислал меня с приказом: Леаттия Брафорт должна выйти вместе со мной из дворца, и я перенесу ее в известное мне место. Не спрашивайте, куда, говорить мне запрещено.

– Мы уже поняли, – тихо произнес Рорн, и прозвучало это почти похоже на голос Бензора, – что ты служишь ему не за деньги… так за что?

– Я не служу, – Руалис поднял на него полный неизбывной горечи взгляд, – я раб. Покорный, как зомби.