Счастье за углом - Дебора Смит
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ты неплохо справляешься, учитывая, что большую часть года пролежала в больнице, а потом дома в кровати, — сказала она.
— Мы читали о том, как ты пряталась в особняке, — тихо добавила вторая. — Видели заголовки статей в «Инглз» в Тартлвилле. Извини. Сложно игнорировать эти желтые журналы, в магазине они стоят прямо над шоколадными батончиками.
— Я понимаю. Спасибо. — Это все, что я могла сказать между приступами головокружения.
Альберта фыркнула.
— Сними свою чертову шелковую паранджу, и ты сразу сможешь дышать и видеть, по чему бьешь.
Она опускала свой молоток не глядя, но с точностью ниндзя. Шестнадцатидюймовые гальванизированные гвозди она загоняла по шляпку с двух-трех ударов. Последний гвоздь Альберта вбила с одного.
— На что тебе этот сарай?
— Пока не знаю.
— Сделаешь из него гостевой домик? Или кладовку, где твой ландшафтный дизайнер будет держать газонокосилку и химикаты, без которых не вытравить дикие цветочки. — Альберта захихикала и вбила гвоздь у самого моего лица. — Дай угадаю. Этой весной твой ландшафтный красавец высадит клумбы цветущих азалий, камелий, всякой вечнозеленой кустистой чепухи, которую вы, горожане, считаете элегантной, а некоторые тюльпаны уже выбросили свои бутоны.
Я подняла дрожащую руку и вытерла пот со лба.
— К чему ты ведешь?
Она присвистнула и обернулась к остальным.
— Как мы в горах называем растения, которые я перечислила?
Женщины неуютно поежились. Всем неуютно, когда они вынуждены подыгрывать наглому издевательству.
— Салатный бар для оленей.
Альберта хохотнула.
— Салатный бар. Для оленей.
Другая женщина поспешно добавила:
— Но мисс Дин, ваш двор будет очень красиво выглядеть… День или два, пока они все не съедят.
Альберта хохотнула еще раз.
Я ушла в дом, умылась ледяной колодезной водой, сменила промокший шелковый шарф на более легкий хлопковый и отправилась к Мэси, которая устроила лагерь под старыми дубами. Мэси работала за ноутбуком на небольшом металлическом столике, который выставила под зимнее солнце. Не считая шерстяных перчаток с обрезанными пальцами и современной кемпинговой плиты, на которой Мэси ежедневно готовила огромные кастрюли еды, ее можно было принять за очаровательную викторианскую даму. Когда я подвинула для себя стул, она слушала CD со стихами Роберта Фроста.
Развилка двух дорог — я выбрал ту,
Где путников обходишь за версту.
Все остальное не играет роли.[17]
— Привет, — сказала Мэси, выключая CD. — Опять Альберта?
— Прости, что спрашиваю такое о твоей супруге, мне жаль касаться настолько деликатной темы, но… Скажи, Альберта — Антихрист?
Мэси захохотала так, что у нее растрепались косы. Потом, когда ей удалось перевести дыхание, она сложила руки на коленях, обтянутых рабочей юбкой, и серьезно на меня посмотрела.
— Пойми такую вещь. Я открылась родителям, когда мне было пятнадцать, и они все равно меня любили. Но Альберту родителивышвырнули из дома, когда узнали о ее ориентации.
Она несколько лет жила на улицах Нового Орлеана. Ее били, насиловали, она чуть не умерла от передозировки, дальше сама можешь догадаться. В конце концов она смогла покончить с такой жизнью и нашла себе работу на стройке. Ей пришлось самой прокладывать себе путь, и если она иногда и бывает наглой и беспощадной, то только потому, что ей самой такое обращение помогло собраться и выбрать правильный путь. С остальными нашими женщинами она общается точно так же. Так что ничего личного.
Жуткие подробности прошлого Альберты рухнули на меня, как тяжелая старая шуба. И как мне теперь ее ненавидеть?
— Ты здорово испортила мне планы ее задушить.
Мэси улыбнулась:
— О, не жалей ее. Устрой ей ад.
— Она ненавидит меня, потому что я избалованная, богатая и капризная.
— Игетеро. За это она тоже тебя ненавидит.
— Отлично. Похоже, я выиграла супер-приз.
— Она считает, что гетеросексуальным женщинам проще живется. Ничего…
— Личного. Ладно, может, в этом она и права. Но ведь я же не проснулась однажды в колыбельке и не заказала Боженьке: «Эй, я хочу вырасти белой, красивой, богатой, гетеросексуальной протестанткой».
— Нет, но радуйся, что это есть в твоей жизни.
Я указала на свое лицо:
— Этому тоже радоваться?
Мэси ответила грустной сочувственной улыбкой.
— Нет, но это выглядит не хуже шрамов, которые есть и у нас.
Ладно. От Мэси тоже сочувствия не дождешься. Я решила сменить тему. И кивнула на ее плеер.
— А я думала, ты слушаешь женскую поэзию. Сильвию Платту например.
— То, что я лесбиянка, еще не означает, что мне в обязательном порядке нравятся поэтессы-суицидницы. — Но Мэси выглядела впечатленной. — Тебе нравится Сильвия Платт?
— Я пробовалась на ее роль в автобиографическом фильме. Но взяли Гвинет Пэлтроу. Это было в те времена, когда мой агент считала, что я могу быть серьезной актрисой.
— Мне нравятся твои фильмы.
— Ты не обязана это говорить. Я была королевой безмозглых романтических комедий.
— Ты сияла на экране. И привносила в фильм свет своей личности. Я всегда хотела бытьтобой, когда смотрела те фильмы. Тобой, только лесбиянкой. Альберте только не говори, хорошо?
— Я тебе нравилась? Правда?
Она непонимающе нахмурилась.
— Конечно. Какой странный вопрос от актрисы, которая получила славу, богатство и всемирное обожание.
— После аварии обо мне писали и говорили много гадостей. До меня дошли мерзкие слухи и шутки, тиражируемые прессой. Критики вцепились в мою глупо счастливую жизнь. И большая часть гадостей принадлежала женщинам, а не мужчинам. Как женщина может говорить такое о своей…сестре?
Мэси погрозила мне пальцем.
— Те женщины так жаждут получить место в силовой структуре мужчин, что плевать хотели на все остальное. Они инстинктивно отгораживаются от женщин, которых мужчины больше не ценят. И втайне боятся разделить твою судьбу. «Видите, что случается с женщинами, которые больше не отвечают мужским стандартам? Видите, что случается с теми, кто ищет статус в нашем мире?»
Мэси вздохнула.
— Я обычно не слишком придерживаюсь догм традиционного феминизма, но в этом случае… когда ты лишилась красоты при аварии — а в результате потеряла карьеру и статус, и все только потому, что в мужском мире тебя ценили за что угодно, только не за личность, — ты стала очень яркой иллюстрацией того, насколько хрупка сила женщины. Видишь ли, женщины, которые целенаправленно привлекают к себе внимание — не только красотой, но и умом или спортивными достижениями, — женщины, которые смеют не быть послушными служанками, — они угроза мужскому эго. И точно такая же угроза для женщин, которым промыли мозги и которые боятся требовать признания собственных заслуг.