Киевская Русь. Волк - Оксана Крюкова

– Ты прости меня за слова скверные, брат мой названый, да я спать пойду. Видно, сильно меня медовая разгорячила, что я глупое начал сказывать.

– А как же гуляние? – спросил воевода.

– А что мне от того гуляния, болгарки да хмельное? Не нужны мне девки эти легкомысленные. Не радуют они мне ни душу, ни сердце. Лучше спать пойду.

И ушел Мстислав в темноту, болгарок расстроив, что на его ласки рассчитывали. Волк же на место вернулся, к медовой да к двум девицам, что его тут же приласкивать начали. Но не отвечал он на их ласки более. Тяжело на душе стало. Болгарки послушные и его душу не радовали, так только, нужду мужицкую справлял с ними.

И тут ему все опротивело: и парочки целующиеся, и болгарки смазливые, и улыбки их надоедливые. Встал из-за стола и в ночке темной растворился. Шел куда глаза глядят. Только звезды попутчиками его стали. Шел и думал. А может, и вправду дурак, как друг его сказывал? Может, за гордыней своей истины увидеть не может? Но даже если и сможет, не полюбит уже впредь никогда. Слишком холодным да жестким его сердце стало. Даже если и простит единственную девицу, что сердце его когда-то радовала, полюбить, как раньше, уже не получится. Только будет ее подозрениями мучать да прошлым позором попрекать. Слишком много его со Святославой разделяло, чай, целую вечность порознь прожили. Только сынишка общий и остался от чувств их прежних.

***

Шел так Волк в своих думках, да и не заметил, как на берегу реки оказался. Опомнился только, когда прохладой с воды подуло. Думал развернуться да в терем на покой пойти, как заметил в темноте кого-то. Сидит на земле сырой, руками ноги обхватив, и плачет, голову уткнув в колени. Волк не хотел было мешать, да только плач то девичий был. А девице одной сидеть тут ночью негоже. Могло дурное случиться, а может, уже случилось?

– Эй, девица, плачешь чего? – крикнул он ей.

Девица встрепенулась, посмотрела на гостя незваного и замерла.

– Али обидел кто? Так я разберусь с подлецом, ты, главное, меня не бойся, я помочь хочу, – крикнул ей снова и стал ближе подходить.

Девица не шевелилась, хотя Волку показалась, что она убежать решила, дернувшись резко, да, видно, передумала. В темноте не мог он лица ее разглядеть, поэтому решил вплотную приблизиться. А когда подошел, сразу понял, с кем разговаривал. Сидела пред ним Святослава с глазами изумрудными заплаканными. Только звезды в очах ее отражались, еще больше грусти всему облику придавая.

Смутился Волк, что такой ее застал. Но уже поздно, чай, и она его разглядела.

– Можешь не уходить, не обижу, сам уйду, – сказал ей и уже было развернулся, как девица ему тихо ответила:

– Ты тоже можешь остаться.

Воевода к ней повернулся, посмотрел внимательно. Святослава тоже глаз не отводила. Он и сел подле да стал на воду смотреть и на звезды, что на глади темной отражались.

– Правда, красиво? – спросила Святослава.

– На ночь Купалы всегда так, – ответил Волк и умолк.

Воцарилась тишина. Только звуки воды слышались, о лодки торговые плещущей. Так и сидели вдвоем да молчали, ночь слушая.

– А чего с праздника ушел? – прервал тишину тихий голос девицы.

– Да как-то скучно мне стало, вот и ушел.

– Это с теми-то болгарками? – спокойно спросила Святослава. – Стареешь, что ли?

– Да не злорадствуй ты, – улыбнулся Волк на острое замечание. – Тех болгарок у меня каждый день новые, вот и надоели. А ты, смотрю, за мной внимательно следила на гулянии?

Святослава фыркнула пренебрежительно.

– Еще чего! Просто смех их бесстыдный по всем столам разносился.

– Из-за того и решила уйти? – спросил Волк.

Девица сразу не ответила. Снова с грустью посмотрела на воду темную.

– Мне не с кем Купалову ночь гулять. Вот и ушла.

– А с Мстиславом, что подле был? – спросил Волк. Хотел убедиться, что девица к другу его ничего не чувствует.

Святослава повернулась к нему и улыбнулась.

– А ты бы хотел, чтоб с Мстиславом?

Волк понял, что сам себя загнал в ловушку.

– Тебе решать, не мне, – лишь ответил.

Святослава снова улыбнулась, да как-то снисходительно. И снова на воду глядеть стала.

– Да это я уже поняла, что мне все самой решать приходится. Все меня в трудную минуту оставляют.

Волк смолчал на слова горькие. А что он мог сказать?

– Не хотел бы, чтоб с Мстиславом, – наконец из себя выдавил.

Красавица снова к нему повернулась, взглянула внимательно.

– Одного не пойму, зачем люди друг друга обманывают да правду не сказывают?

– И в чем ложь моя? – уточнил Волк.

– Да в том, что не хотел, чтоб я с Мстиславом пошла, и сам же для того ничего не сделал. И была бы на моем месте девка попроще да похитрее, уже давно с Мстиславом валялась бы на соломе да любилась до зорьки утренней.

– А ты того хочешь? – напряженно спросил Волк.

– А ты? – вопросом на вопрос ответила Святослава.

– Я уже сказал, что нет.

– Да ничего для этого не сделал.

– Ты не увиливай, на мой вопрос ответь, – грозно молвил Волк девице.

Святослава снова улыбнулась. Хитрила, помучить хотела своего обидчика, что ее срамницой сначала поносил, а теперь вон как о друге выспрашивает.

– Ну, Мстислав – молодец видный да сотник княжеский. Девицам трудно устоять.

– Ты про себя говори, а не про девиц…

– И ты хочешь, чтоб я вот так вот правду и сказала? Это после того, как ты ко мне у храма Бога Единого приставал, а потом с болгарками прямо перед моим носом лобызался? Нет уж, сам и мучайся, как меня мучал! – и Святослава осеклась. Поняла, что невольно в чувствах своих призналась. Но она понадеялась, что воевода ничего не понял.

Но Волк как раз таки все понял.

– Так, значит, мучаешься по мне? – спросил шепотом, чуть к ней наклонившись. – Так чего молчишь? Мы с тобой это мигом исправим.

И потянулся рукой к златым ее волосам. Святослава отодвинулась.

– Погоди, воевода славный. Я же срамница низкая, недостойная твоего внимания и ласк. Вот и убери руку свою. Негоже ей волосы девки позорной ласкать.

– А рука о позоре твоем не ведает, вот и тянется сама по себе, – пошутил Волк и снова стал волосы гладить. – Хоть и срамница ты, да сладкая.

Святослава его руку всё же отстранила, посмотрела в глаза грозно и сказала:

– Мне Мстислав мил, я ему обещалась. Вот и не лезь!

Воевода сначала оторопел от признания неожиданного, но опомнился.

– Ох и лгунья ты, Святослава! Ничего молодцу не обещала, о том ведаю. Мне Мстислав сам сказал, что не люб тебе.