Пуля на закуску - Дженнифер Рардин

— Не трогай ее, Магистрат! — крикнула я.

Он глянул в сторону, нагнулся, будто выдирая из земли травинку, но сейчас, сосредоточившись, я видела, что на самом деле он дернул прядь одной из блестящих струн, что соединяют его и его спутников с их собственным миром, и щелкнул ею в мою сторону. Она меня ударила прямо в грудь, и мой несуществующий торс весь онемел. Сила удара снова отбросила меня назад.

Не знаю, почему я раньше этих струн не видела. Но я подумала, что это как-то связано со словами Рауля, что мне нужно тренироваться, если я хочу уметь драться в этом измерении. И еще с тем, что я знаю о способности Вайля маскироваться. Магистрат знает, как маскировать свои струны, и потому я их не вижу, если не высматриваю специально. А если так, значит, они очень существенны.

Проблема была в том, что я не знала, как их перерезать, и времени у меня на это было очень мало. Намотанная ими лиана надувалась, как боа-констриктор, на ней расцветали новые цветы. В любую минуту я ждала, что струна И-Джей обмякнет, будто утопленник. Единственное, что я могла придумать — это применить мою струну тем же способом, которым они применяли свои.

Я подлетела к струне Альберта, не рассчитав скорости, и затормозила об нее так резко, что струна зазвенела диссонансом. Приятели Магистрата заткнули уши.

— Целься точнее, ты, мазила! — рявкнул тот, что побольше. Когда они отняли руки от ушей, я увидела на мочках кровь.

— Не нравится? — спросила я, схватилась за струну и дернула, извлекая звуки, от которых демон поменьше задергался и заткнул зеленовато-коричневые уши. Из носа упала капля крови.

Магистрат полоснул в мою сторону своим новонайденным оружием. Оно развернулось, чтобы меня ужалить — совсем как кнут, и я подумала, не потому ли Магистрат его носит. В последний момент я отскочила, подставив на свое место струну Альберта. Струна магистрата обернулась вокруг нее — и зашипела, как плевок на огне. Секунду я смотрела, как зона поражения идет вверх по струне, с удовольствием услышала, как клацнули зубы у Магистрата, когда его затрясло. Он дернул свое оружие, пытаясь его высвободить, а я бросилась к струне Вайля.

Сильно ударилась, отскочила и снова врезалась в нее под дикий вой спутников Магистрата.

— Прекрати! — завопили они, и кровь хлынула у них из всех отверстий. Они теперь извивались от боли, и лиана их тоже имела не слишком здоровый вид.

Черт побери, а ведь так может получиться!

Я бежала по золотым нитям, соединяющим меня с любимыми. Эви, Кассандра, Бергман, Коул. Альберт. Вайль. Струны Дэйва все еще не было. Но струна И-Джей становилась ярче, как только я задевала чью-нибудь нить, извлекая бритвенно-острый мотив, разрезающий демонов и их струны, как осколок стекла.

Когда поддался первый из их шнуров, он распался с неземной силы воплем, как будто и не просто провод, а что-то живое. И самый большой демон растаял в пустоте. Его приятель почти сразу за ним: я ударила по струне Коула, и струна демона взорвалась вместе с его не-телом.

Есть, Жас!

Это было превосходно. Меня уносил восторг, я чувствовала себя почти непобедимой. Никто сейчас не мог меня остановить — я поняла, как уничтожить этих сукиных сынов зла.

А вот увлекаться не следовало.

Когда я собралась сыграть песню смерти Магистрата, он вырвался на свободу. Скорость, с которой он устремился ко мне, создавала впечатление, что кто-то там наверху на своем пульте установил мне замедленный режим на весь остаток битвы.

Магистрат выхватил другой кусок своей плетеной струны и теперь держал два кнута. Один он захлестнул мне вокруг пояса, заставив застыть на месте в трех футах от струны И-Джей. Второй обвился вокруг шеи, и тут же стало темнеть в глазах, будто кровь отлила от мозга. Но ведь это же не так, какого же черта?

Именно что черта, согласилась бабуля Мэй, собирая карты от бриджа и начиная паковать закуски, из самого ада. Попробуй назвать другое место, где испытываешь такой ужас. Такое чувство безнадежности.

Ты это к чему? — спросила я хмуро.

Она выхватила из бамбуковой корзины кукурузный початок и ткнула им в мою сторону:

Как к чему? Ты забыла, о чем мы с тобой говорим каждое воскресенье?

После церкви, после ленча. Во время долгих резвых обходов ее большой фермы. Говорим мы обо всем, но тут — серьезно. Когда мы, ребята, можем ей рассказать все, что у нас на уме, получив в ответ орешек-другой мудрости. Но часто бывает, что из-за того, что было утром, разговоры и идут о сущности добра и зла, обо всем, что между ними, и как понять, где именно ты между ними находишься.

«Ад существует реально, — говорила она нам. — И не верьте, кто скажет иное. И это не просто место, куда можно попасть. Это место такое сильное и хитрое, что может подкрасться к тебе рядышком, подождать, пока ты отвернешься — а потом протянуть руку и тебя цапнуть, если получится».

«А как же с ним бороться тогда?» — спросила я.

Бабуля Мэй поджала губы и посмотрела на меня искоса — это был ее способ мне поаплодировать: я задала вопрос, на который она надеялась.

«Чистотой побуждений, — ответила она торжественно. — Невинностью духа».

Вот как, хитрая старая ведьма, подумала я, а Магистрат нависал надо мною, лепные черты лица сияли улыбкой торжества при виде того, как я слабею. Тебе приходилось драться с демонами. Потом, когда будет время, покопаюсь в твоем прошлом. А сейчас воспользуюсь твоим советом.

Я закрыла глаза и сосредоточилась на самом чистом, самом невинном создании из всех, кого я знаю.

Я ощущала ее — точно так же, как ощущаю Вайля через Кирилай и собственные чувства. И-Джей сияла где-то на границах моей души, как новая звезда, такая чистая и яркая, что я ощущала, как ее красота выжигает из меня темноту.

Магистрат дернулся и взвизгнул, кольца его струн убрались, он отшатнулся, потирая руки, словно обожженные.

Я протянула свои и взялась за струну И-Джей.

Как только я ее коснулась, последние увядшие остатки лианы пожухли и свалились. Я погладила струну, извлекая из нее музыку, неповторимую мелодию моей племянницы. Она заполнила пространство, громче симфонии, радостнее рождественского хорала.

— Нет! — воскликнул Магистрат, закрывая ладонями кровоточащие уши. — ПРЕКРАТИ!

Я играла на струне, пока отголоски этой свежей неиспорченной песни не отразились от прочих струн, своей гармонией заставив меня плакать от радости. У Магистрата реакция была иной.

Он вцепился в свой черный поблескивающий шнур, пытался по нему пролететь обратно, до источника, но шнур начал трескаться. А вслед за ним начал трескаться и Магистрат, как фаянсовая кукла Эви, упавшая с полки. Идеальное тело рассекли длинные щели, будто внутри что-то сдвигалось. Лицо раскололось, череп и зубы, мышцы и кровь выступили вместо идеальной красной кожи. А я продолжала играть и играть, пока все тело Магистрата не съежилось, распадаясь на куски, и струна, привязывавшая его, растаяла черными капельками ужаса, упавшими черным дождем туда, где были порождены.