Фаворит - Валентин Пикуль
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Вот, самозванно нарек себя Петром Третьим.
Екатерина с отвращением оглядела своего «мужа»:
— Ну, понравилось тебе императором быть?
— Есть-пить надо, — отвечал «император». — За што меня тута держат? Я ж не убивал никого. Не шумствовал. Я тиха-ай…
— Все вы тихие. — Екатерина раскрыла кошелек. — Вот тебе… на водку. Теперь ступай прочь, дурачок противный.
Миних сказал, что у него отбывают каторгу еще два мнимых императора — Петр II с Иоанном Антоновичем и сын покойной Елизаветы, якобы прижитый ею от принца Морица Саксонского.
— А меня еще нету на каторге? — спросила Екатерина.
— Не теряю надежды, — с юмором отвечал Миних.
На берегу моря стояла развалюха-хибара. Они вошли в нее, сели на лавку. Беседовали по-немецки.
— Для продолжения трудов в Рогервике недавно вы просили еще полмиллиона от казны. А где их взять, граф?
— Введите новый налог.
— На что наложить? Вы знаете?
— Придумайте. На квас, на собак, на бубенчики.
Екатерина послушала, как заунывно шумит морс.
— Ведь это вы строили Ладожский канал?
— Имел честь докопать эту канаву.
— А зачем вы копали? — спросила Екатерина.
Вопрос был странным. Миних объяснил:
— Чтобы корабли проходили каналом в безопасности.
— А разве они прямо по озеру плыть не могли?
— Корабли плохие, и в Ладоге тонули.
— А если бы корабли были хорошие?
— Тогда и канала не нужно?
— То-то и оно! — подхватила Екатерина. — Миллионы рублей и тысячи жизней вложены в предприятие ничтожное. Если бы половину сих средств истратили на постройку кораблей хороших, тогда незачем было бы двадцать лет в земле ковыряться… А теперь честно ответьте: на что мне вам еще полмиллиона давать?
— Чтобы я закончил гавань в Рогервике.
— А вы подумали — зачем мне Рогервик?
— Корабли наши строятся из сырого дерева и потому сразу же загнивают в пресных водах на рейдах Кронштадта. Петр Великий рассудил за благо перенести стоянку флота вот сюда, в Рогервик, где в соленой воде корабли гниют медленней.
Екатерина прищелкнула пальцами, словно кастаньетами.
— Так, — сказала она. — Значит, если корабли строить из сухого дерева, то и надобность в создании Рогервика отпадет?
— Истинно говорите, ваше величество.
Тяжелым ботфортом он растер под собой сороконожку.
— Теперь я построю вопрос таким образом: к чему выбрасывать миллионы рублей на создание гавани в Рогервике, если отсюда рукой подать до старинной и удобной гавани — Ревеля?
— Вот этого я не знаю. Но так завещано от Петра Великого, чтобы строить именно в Рогервике… пока не выстроим.
— Петра-то давно нет. А где гавань в Рогервике?
— Гавани тоже нет. Штормы все губят…
Екатерина поднялась с грязной лавки:
— Странные дела творятся на Руси — делают люди, стараются, и никто не думает: зачем делают? Кончайте идиотский сизифов труд…
Они вышли из хибары. Екатерина еще раз огляделась: кресты, кресты, кресты — под ними навеки успокоились тысячи солдат, матросов и каторжников, погибших из-за чужой глупости. И может быть, глядя на эти кресты, женщина вспомнила и французского маркиза Мирабо и русского мужика Ломоносова: на фоне гигантского кладбища рабов их научные теории об умножении населения виделись совсем в ином свете.
Старый Миних, с трудом выгребая ноги из глубоких песков, проводил императрицу до кареты, снял треуголку:
— Вы из Ревеля куда путь держите?
— Мне надо побывать еще в Митаве у герцога.
— Пожелайте ему от меня поскорее сдохнуть…
Дверцы со стуком захлопнулись, лошади тронули. Екатерина расправила по дивану свое панье и сказала:
— Сам бес в наших делах не разберется!
День обещал быть жарким. Лифляндский генерал-губернатор Юрий Юрьевич Броун помнил, как двадцать лет назад через Ригу на Петербург проследовала девочка, маленькая принцесса Фике, и потому относился к Екатерине, как отец к дочери. Даже погрозил пальцем:
— Помни, что не велю в Риге вечернюю зорю бить и никто спать не ляжет, пока ты из Митавы не обернешься…
Поехали. Екатерина сказала князю Репнину:
— Три встречи подряд с мужиками: граф Миних из крестьян вестфальских, генерал Броун из крестьян латышских, а едем к третьему мужику — Бирону, мать которого шишки в лесу собирала… Чудеса, как подумаю! Вот уж правда: судьба играет людьми.
Репнин ответил, что люди тоже играют судьбою, и не только своей, но и многими чужими. Екатерина тут же отчитала его:
— Благодарю, князь, за назидание, но карета наша так устроена, что нам до самой Митавы сидеть друг против друга, и потому будем любезнее. Именно ваш врожденный аристократизм, которым вы переполнены, я намерена использовать в Варшаве, куда скоро и отправитесь — моим послом!
Сразу за Двиною начиналось Курляндское герцогство. Рыцари в желто-черных плащах составили почетный эскорт, на въезде в Митаву высилась триумфальная арка, семья Бирона встретила Екатерину по-рабски — на коленях, хором исполняя в ее честь канты, старый герцог поднес памятную медаль, в народ бросали курляндские талеры, на которых был отчеканен ее (!) профиль. Екатерина повела себя как покровительница Курляндии, а герцог, обязанный ей возвращением престола, клялся до гробовой доски служить России верным лакеем. Екатерина дала Бирону понять, что ему отведена лишь скромная роль управляющего курляндским хозяйством… Митавский дворец был осмотрен рассеянно:
— Он похож на Зимний! А это правда ли, герцог, что у вас есть в замке комната, паркет которой составлен из золотых червонцев, сложенных один к другому ребрышками кверху?
— Была, — смущенно отвечал Бирон.
— Жаль, что нету сейчас, — усмехнулась Екатерина. — А с какой осадкой корабли способны заходить в Либаву?.. Так, так. Надеюсь, вы не станете возражать, если мои корабли будут навещать ваши гавани? Подарите нам в Либаве один причал…
Бирон прижал руки к сердцу. Екатерина заторопилась обратно, вся герцогская семья снова пала перед ней на колени:
— Мы умоляем ночевать у нас… Лучшая спальня! Мы наполним ее ароматами, всю ночь будет играть убаюкивающая музыка.
— В другой раз. Меня ждут в Риге…
Едва усевшись в карету, она велела гнать лошадей. Был второй час ночи, когда кони отбили дробную чечетку по доскам наплавного моста. Толпы рижан стояли на улицах, ожидая музыкальной зори. Екатерина из кареты почти выпала.