Последняя игра - Алексей Рыбин

Иногда случались рецидивы, хотелось ему стать тем самым легендарным «правильным опером», чтобы ловить, душить, давить, стрелять всю эту сволочь, разгулявшуюся по его родному городу, но с каждым разом, с каждым новым пьяным, которого тащил, приподняв за загривок, плотоядно улыбающийся мент или даже не улыбающийся, а с оттенком отвращения на лице, мол, обычное дело, рутина, – с каждой такой уличной сценкой желание нацепить форму гасло и в конце концов исчезло вовсе.

Изменить же свою жизнь, посвятить ее, если высоким штилем выражаться, борьбе с преступностью он тоже решил неожиданно. В семье его никто напрямую от бандитов никогда неприятностей не видел, сам Боря тоже, можно сказать, в своей недлинной еще жизни, что называется, не претерпел от криминального беспредела. Обычная семья, со вполне ощутимым достатком, не голодавшая даже в самые страшные периоды девяностого и девяносто первого годов, папина машина, мамины «карманные деньги», регулярно выдававшиеся любимому Боре, джинсы, велосипед, видак, си-ди плейер, школа, институт – чего еще?

Когда ему было шестнадцать, он, поднимаясь к себе на пятый этаж, увидел сидящего на подоконнике площадки, ведущей на чердак, пьяного мужика. Мужик был одет не то чтобы бедно, но был очень грязен. Брюки его, покрытые слоем рыжей подсохшей грязи, лежали на комьях глины, под которыми угадывались ботинки, куртка разорвана, черная кепка со следами мела валялась на полу. Мужик сидел, уперев подбородок в подставленную левую руку, в правой же дымилась «Прима», к которой он часто и жадно присасывался.

И на Борю что-то нашло – он в несколько коротких прыжков влетел на верхнюю площадку, хлопнул мужика по руке, выбив сигарету, и даже не проговорил, а как-то проскрежетал:

– А ну, пошел отсюда, пьянь, бля…

Зимой на чердаке ночевали бомжи, нарушавшие все представления о том, что, мол, они там, где живут, не гадят… Гадят, и еще как гадят. Вот и прорвало Борю под горячую руку, под плохое настроение попал мужичок…

– Пошел, говорю!

А дальше произошло неожиданное. Мужик вдруг поднял руки к лицу – Боря помнил все дальнейшее с фотографической точностью, – крупные, широкие ладони рабочего, закрывшие лицо, но неуспевшие скрыть ссадину на лбу, наливающийся малиновым синяк под глазом, разбитый нос с подсохшей дорожкой крови, теряющейся в распухших губах.

– Не бей только, не бей… Сейчас…

Боря не считал себя особо чувствительным. Он еще раз хлопнул мужика по плечу и сказал:

– Давай, давай, шевелись…

Повернулся, открыл дверь, вошел в свою квартиру, и тут его словно обухом по голове огрела такая железная горячая тяжесть стыда и жалости, что Боря даже глаза зажмурил.

Это надо же что с мужиком сделали… А ведь здоровый дядька, руки мощные, рабочие… Семья, наверное, дети… Поддал с дружками, поди, после работы, а его какие-то суки, отморозки, шпана уличная, ничего в жизни не знающая, ни книг, ни кино нормального, ни путешествий, мечтающая стать «бандитами», с одной извилиной в мозгу, отметелили, ногами наверняка, хорошо, не убили. Забрали последние деньги…

Боря отчетливо представил себе всю картину – настолько она была жизненной и – он даже вздрогнул от ужаса – обыденной, что ему стало по-настоящему жутко. Жутко от накатившей ненависти к этим ублюдкам, не дающим людям спокойно жить… Да куда там спокойно, при нынешней-то власти, какое уж тут спокойствие… Хоть как-то, хоть до дому дойти нормально, нищенскую свою зарплату жене принести…

С этого момента и начал он переосмысливать то, что происходило вокруг, планировать свою дальнейшую жизнь.

Нет, бороться с этими сволочами через милицию – дело бесполезное. Там такие же отморозки, только в форме. Отожравшиеся, безнаказанные, наглые, любого человека способные взять и засадить на сутки. Ограбить, избить, унизить.

Он смотрел по видео фильмы с Клинтом Иствудом и Брюсом Уиллисом и постепенно начинал понимать, что и как ему делать в этой жизни.

Тогда ему было шестнадцать.

Теперь, спустя два года, он носил кличку Босс и считал себя хорошей, пусть еще и несовершенной, но вполне дееспособной боевой машиной. Утренние пробежки, разминки, тренировки в Парке Победы – зимой и летом, в любую погоду. Горы книг, фильмов, учебных пособий по единоборствам… Постепенно отсеивались ненужные, «кинематографические» приемы, оставались простые, но действенные. Оказалось, убить человека можно очень легко. И не надо ногами лупить выше головы. Нужна уверенность. Прежде всего. Уверенность и знание.

Он сидел, покачиваясь в кресле-качалке под любимого Элтона Джона, жевал яблоко и анализировал свои ощущения. Несколько дней назад он впервые убил человека. По крайней мере, процентов на девяносто Босс был уверен, что того, в подворотне, он замочил – прямым ударом в горло рукой, «вилкой» между большим и указательным пальцем, достаточно сильно. Он расслышал и почувствовал, как ломается кадык… Точно, убил.

И, прислушиваясь к себе, он с удовлетворением отмечал, что ни внутренней дрожи, ни угрызений совести у него нет. Такую мразь надо уничтожать. Нормальным людям чище дышать будет. И он сделал к этому первый шаг. Чуточку спокойнее стало в городе. Самую чуточку, но это заслуга его, лично его, Бори Гаврилова.

Это была проверка. И прошла она успешно. Он может. Может. Может!..

Боря повторял это слово, ритмично раскачиваясь в кресле и довольно улыбаясь.

Михаил Коган сразу же пожалел, что не прислушивался к советам Андрея и не завел себе личной охраны. Сев в свою машину и повернув ключ зажигания, он почувствовал затылком холодный металл пистолета. Это ледяное прикосновение, готовое в любой момент взорваться горячим, слишком горячим, чтобы после него остаться жить, пламенем, вызвало мысли о том, что Андрей, видимо, советовал завести личного шофера не просто так. Очевидно, что-то знал, да говорить не хотел. Он-то, Коган, думал, что законспирирован на все сто, что его фирма, являющаяся только прикрытием для настоящих дел, которыми они ворочали с Андреем, чиста перед всеми как стеклышко – и перед государством, которому он исправно отстегивал налоги, и перед бандюками, которым тоже регулярно платил, не ссылаясь на то, что у него есть могущественный друг и партнер – Андрей Крепкий.

Так сказал сам Андрюша. Пусть за лоха держат, пусть никто не знает, куда ведут концы у этой самой фирмочки, судя по вывеске занимающейся какой-то полной фигней – то ли пластиковые окна, то ли подвесные потолки… Коган так до конца и не изучил легальную сторону своей фирмы. Этим занимались специалисты, даже зарплату получали у него, вставляли кому-то решетки в окна, какие-то двери делали…

А теперь – вот, пожалуйста, получите…

– Поехали, поехали, – сказали сзади. – Не надо стоять.

Коган послушно тронул машину с места.

– Куда? – спросил он, стараясь, чтобы голос не дрожал.

– Домой, куда же еще? Или ты по бабам намылился?