Антоний и Клеопатра - Колин Маккалоу

Ирод постарался выглядеть смиренным и неуверенным — нелегкая задача.

— Я, э-э-э… куда мне, э-э-э, обратиться за этими деньгами?

— Просто иди к моему квестору, царь Ирод. Я скажу ему, чтобы он дал тебе столько, сколько ты попросишь, — естественно, в пределах разумного. — В голубых глазах блеснул огонек. — Я знаю, верблюды дорого стоят, но я торгую мулами и хорошо знаю, сколько стоит любое существо на четырех ногах. Просто честно веди дела со мной и доставляй информацию.

Восемь тысяч катафрактов появились с юго-востока у Самосаты и перешли Евфрат, зимой не такой полноводный. На этот раз Пакор лично вел армию. Он отправился на запад к Халкиде по дороге, ведущей в Антиохию через безопасную зеленую местность. Он хорошо знал ее по прежним нашествиям, там было много воды и травы. Кроме низкой горы Гиндар, земля была относительно ровная. Ни о чем не беспокоясь, потому что он знал, что все второстепенные правители в этом регионе на его стороне, Пакор приближался к склону Гиндара со своими всадниками, растянувшимися позади него на несколько миль. Он шел в Антиохию, не зная, что Антиохия снова в руках римлян. Агенты Ирода хорошо проделали свою работу, а Антигон, царь евреев, от которого можно было ожидать, что он откроет путь для Пакора, был слишком занят подчинением тех евреев, которые считали, что правление римлян лучше правления парфян.

Примчавшийся разведчик доложил Пакору, что римская армия остановилась у Гиндара и хорошо окопалась. Пакор почувствовал облегчение и собрал своих катафрактов в боевой порядок. Ему не нравилось, когда он не знал, где находится римская армия.

Увы, он повторил все ошибки, которые его подданные допустили у Киликийских ворот и в Аманских горах. Он все еще считал, что презренная пехота римлян не выдержит натиска гигантов в кольчугах на конях, тоже защищенных кольчугами. Всей массой катафракты атаковали склон и наткнулись на град свинцовых пуль, которые пронзали их кольчуги с расстояния, большего, чем при стрельбе из лука. Лошади были в панике, они визжали от боли, когда шары попадали им между глаз. Авангард парфян был разбит. В этот момент легионеры бесстрашно ринулись в бой, они подступали к топчущимся лошадям, перерезали им колени, потом стаскивали всадников и ударом меча в лицо убивали их. В такой свалке длинные копья парфян были бесполезны, да и сабли большей частью оставались в ножнах. Потеряв надежду связаться со своим арьергардом в этой неразберихе и не имея возможности добраться до склона, занятого римлянами, Пакор с ужасом смотрел, как легионеры все ближе и ближе подходят к его собственной позиции на вершине небольшого холма. Но он дрался, как дрались его люди, окружив его и защищая до конца. Когда Пакор упал, те, кто еще мог, пешие собрались вокруг его тела и попытались противостоять римской пехоте. К ночи большая часть из восьми тысяч были мертвы, несколько уцелевших умчались к Евфрату и в сторону дома, взяв с собой коня Пакора как доказательство его смерти.

На самом деле, когда бой закончился, Пакор был еще жив, хотя смертельно ранен в живот. Легионер прикончил его, снял с него доспехи и передал их Вентидию.

Вентидий писал Антонию, который находился в Афинах с женой и всеми детьми:

Место было идеальное. Золотые доспехи Пакора я выставлю на триумфе. Мои люди три раза провозгласили меня императором на поле боя, и я могу это подтвердить, если ты потребуешь. Не было смысла вести политику сдерживания на любом этапе этой кампании, которая естественно перешла в серию из трех сражений. Насколько я понимаю, итог моей кампании не дает тебе оснований для недовольства. Просто ты получаешь Сирию целой и невредимой и можешь расположить там твои армии, включая и мою, которую я помещу в зимние лагеря вокруг Антиохии, Дамаска и Халкиды, — для твоей большой кампании против Месопотамии.

Однако до моего слуха дошло, что Антиох из Коммагены заключил с Пакором договор, по которому Коммагеной будут управлять парфяне. Он также снабдил Пакора провизией и фуражом, что дало тому возможность пойти в Сирию без обычных проблем, преследующих большие силы кавалерии. Поэтому в марте я поведу семь легионов на север, к Самосате, и посмотрю, что скажет царь Антиох о своем предательстве. Силон и два легиона пойдут к Иерусалиму сажать на трон царя Ирода.

Царь Ирод очень помог мне. Его агенты распространили среди парфянских шпионов неверную информацию, и это дало мне возможность найти идеальное место для сражения пока парфяне не знали, где я нахожусь. Я считаю, что в лице царя Ирода Рим получит надежного союзника. Я дал ему сто талантов, чтобы он поехал в Египет и купил провизию для своей семьи и семьи царя Гиркана, которых он поместил на какой-то неприступной горе. Моя кампания дала трофеев на десять тысяч талантов серебром, они уже направлены в казну Рима. После моего триумфа, когда казна отдаст трофеи, большую их часть получишь ты. Моя доля от продажи рабов будет невелика, поскольку парфяне бились насмерть. Я собрал около тысячи человек из армии Лабиена и продал их.

Что касается Квинта Лабиена, я только что получил письмо от Гая Юлия Деметрия с Кипра. Он сообщает мне, что захватил Лабиена и убил его. Я не одобряю этот последний факт, поскольку простой грек-вольноотпущенник, пусть даже и вольноотпущенник покойного Цезаря, не имеет достаточной власти, чтобы казнить. Но оставляю тебе судить об этом.

Будь уверен, когда я приду в Самосату, я расправлюсь с Антиохом, который лишил Коммагену статуса друга и союзника. Надеюсь, это письмо найдет тебя и твою семью в добром здравии.

Жизнь в Афинах была приятной, особенно с тех пор, как Марк Антоний уладил свои разногласия с Титом Помпонием Аттиком, самым уважаемым римлянином в Афинах. Греки прозвали его Аттиком, что означает «афинянин в глубине души». Точнее было бы сказать, любитель афинских мальчиков, но все римляне благоразумно это игнорировали, даже такой противник гомосексуализма, как Антоний. С самого начала Аттик принял решение не демонстрировать своего пристрастия к мальчикам нигде, кроме терпимо относящихся к этому Афин. Там он построил особняк и за годы сделал много хорошего для города. У Аттика, человека большой культуры и известного литератора, было хобби, которое в конце концов принесло ему очень много денег. Он публиковал работы знаменитых римских авторов, от Катулла до Цицерона и Цезаря. Каждый новый опус копировали тиражом от нескольких десятков экземпляров до нескольких тысяч. Сто переписчиков с хорошим, разборчивым почерком разместились в здании на Аргилете, около сената. Сейчас они занимались поэзией Вергилия и Горация. К их помещению примыкала библиотека, где можно было на время взять рукопись. Идея библиотеки принадлежала братьям Сосиям, известным книготорговцам, конкурентам Аттика, располагающимся рядом. Их издательская карьера предшествовала карьере Аттика, но они не обладали огромным богатством и работали медленнее. Недавно скончавшиеся братья Сосии в свое время произвели на свет подающих надежды политиков, один из которых был у Антония старшим легатом.

В среднем возрасте Аттик женился на кузине Цецилии Пилии, которая родила ему дочь Цецилию Аттику, его единственного ребенка и наследницу всех его богатств. В результате болезни Пилия стала инвалидом. Вскоре после сражения у Филипп она умерла, оставив Аттика растить Аттику самому. Родившейся за два года до убийства Цезаря девочке было сейчас тринадцать лет. Аттик был хорошим отцом, он никогда не скрывал от нее, чем он занимается, считая, что неведение только сделает дочь уязвимой для всяких сплетен. Его очень беспокоило будущее своего единственного ребенка теперь, когда она достигала зрелости. Кого он выберет для нее мужем через пять лет?