Лунные танцы - Наталья Воронцова

— Берегите ее! Она такая худенькая!

Анна кивнула. Лера медленно пошла к выходу, пошатываясь и всхлипывая. Она все еще не могла прийти в себя.

— Почему он так, Ню, почему?

— Пойдем, пойдем. Все уладится. Все всегда рано или поздно улаживается… Вот мама у меня в Италию собралась в отпуск…

Так, заговаривая Лере зубы, она довела ее до машины, отвезла в общежитие и уложила в постель. Измученная болезнью и слезами, Лера моментально уснула. Анна долго смотрела, как даже во сне в уголках ее глаз закипают слезы, и размышляла о странной сущности любви, которая вместо счастья отчего-то обрекает людей порой на невыносимые страдания.

Подходя к проходной больницы, Ирена увидела, как в автомобиль садятся две молодые девушки. Одна из них показалась Свенцицкой очень знакомой.

— Не может быть! Мерещится уже! — Ирена чертыхнулась и пошла дальше. Но уже хорошо знакомое ей чувство липкого беспокойства пробежало в душе, проникло в кровь, холодным дыханием коснулось сердца. На этаже она быстро пронеслась мимо поста Любочки к палате Вознесенского. Он лежал, отвернувшись.

— Лера, прости меня! Я сам не знаю, что со мной… — вдруг заговорил он хрипло. — Я не хотел. Все совсем по-другому…

Повернувшись, он увидел застывшую в дверях Свенцицкую в великолепном вечернем платье с огромным пакетом продуктов, из которого выглядывала бутылка вина.

— Что? Какая, к черту, Лера?

Свенцицкая швырнула пакет на соседнюю кровать и, стуча каблуками, приблизилась к Вознесенскому. Он сжался. Значит, ей не померещилось. Дело принимало неприятный оборот. Придется действовать иначе. Жаль, не хотелось.

— Значит, в мое отсутствие тебя посещает Лера. Это приятно. — В тоне Ирены прозвучали угрожающие нотки, в которых явственно улавливалось приближение бури.

— Ирена, не заводись. Это не твое дело.

— Ах, не мое? То, что ты до сих пор на мне не женился, — не мое дело? Что ты от меня к молоденькой бляди удрать хочешь, — тоже не мое? Я бросаю все свои дела, мчусь к тебе, а ты… Да ты еще проклинать будешь тот день, когда увидел ее, помяни мое слово. И заруби себе на носу: унизить меня тебе не удастся. Надо будет — охрану у твоей палаты поставлю, чтобы и муха не пролетела сюда без моего ведома, понял? И вообще подумай, что сказала бы твоя добропорядочная еврейская мама, увидев рядом с тобой эту потаскушку! Вряд ли она была бы счастлива. А ведь ее мнение всегда так много для тебя значило. Вот когда она меня поносила на чем свет стоит, ты же прислушивался к ней!

— Ирена, я прошу тебя… Мне плохо, Ирена… — Вознесенский схватился за сердце, оно снова напомнило о себе.

— А будет еще хуже! — завизжала Свенцицкая. — Ты у меня узнаешь, где раки зимуют, если не угомонишься.

Ей до смерти противен был вжавшийся в подушки бледный Вознесенский, который морщился, как от удара, от каждого ее слова.

— Все, до завтра, больной, — бросила Ирена и вышла из палаты. В ее голове созрел новый план действий. Он еще узнает, кто чего стоит в этой истории. И девчонка заплатит сполна!

К Вознесенскому заглянула Любочка:

— Как вы? — И, охнув, подошла к измученному Стасу.

Он жестом показал ей на сердце.

Через минуту в палате был врач, засуетились несколько медсестер.

— Не понимаю, что происходит. Все вроде бы в норме, — бормотал врач, пожимая плечами, — нельзя вам нервничать, нельзя. Отдыхайте.

— А где Лера? — уже засыпая, жалобно спросил Станислав.

— Дома, дома ваша Лера, — успокоила его Люба, — только зря вы ее обидели… Не надо так.

На следующий день с самого утра Свенцицкая позвонила в приемную Вознесенского:

— Леночка, здравствуй!

— Добрый день, Ирена Эдуардовна, — пропела трубка.

— Эта кикимора на месте? — спросила Ирена, имея в виду Леру.

— Нет, болеет. Будет только в следующий понедельник.

— Болеет она, — усмехнулась Свенцицкая, — как же. А подскажи-ка мне, Леночка, на месте ли сегодня Сергей Павлович Гвоздюк?

— Да, Ирена Эдуардовна, — с готовностью сообщила Леночка, — на месте. И будет весь день. Вы хотите приехать побеседовать с ним?

— Да, только по-тихому, чтобы никто не знал. Буду часа через полтора. Закажи мне пропуск, я позвоню снизу, и пусть он сам меня встретит.

— Конечно!

Участие в чужих интригах доставляло Леночке колоссальное удовольствие.

В понедельник Лера вышла на работу, осунувшаяся и бледная. Леночка смотрела на нее искоса, ухмыляясь про себя. Потянулись долгие, монотонные дни. Целую неделю от Вознесенского не было никаких известий. Лера несколько раз звонила в больницу, но ей неизменно сообщали, что Любы на месте нет, а о состоянии здоровья Станислава кому-либо рассказывать запрещено.

Ожидание было похоже на томительный бред. Получить любую информацию о Вознесенском на работе тоже было делом невозможным. Несколько раз кто-то звонил Лере домой и молчал. Ей казалось, что она догадывается, кто это… Иногда Лера понимала, что Станислав звонил в офис и давал Лене какие-то поручения, пару раз секретарша отвозила ему на подпись бумаги. По слухам, в больнице часто бывал Петрин, но ни он, ни Леночка в присутствии Леры никогда не обсуждали состояние здоровья Станислава… Душу грызла глухая и тупая тоска.

Работу Лере в отсутствие Вознесенского давал Петрин. Лера старалась как можно меньше иметь с ним личных контактов, предпочитая передавать бумаги через Леночку, с которой у него были свои отношения. Несколько раз Петрин предлагал подвезти переводчицу вечером до дома на своем «БМВ», но Лера неизменно находила повод отказаться от его предложений. Однажды в офисе произошел из ряда вон выходящий случай.

Лере в тот день пришлось задержаться допоздна со срочными документами. В приемной уже никого не было, приглушенно играло радио. Лере было некуда торопиться, и она, как и до романа с Вознесенским, коротала за работой горькие часы одиночества. К тому же, испытывая напряженное внимание со стороны большинства сотрудников, она старалась не давать ни малейшего повода для досужих разговоров, которых и так было слишком много. Спрос с нее был чрезвычайно строгий. Вдруг противно скрипнула дверь, и в приемную ввалился Петрин. Он был сильно пьян и явно возбужден. Подойдя к столу Леры он с ходу попытался неуклюже обнять девушку.

— Что вам нужно, Андрей Владимирович? — холодно спросила Лера, стряхнув с себя его руки.

— Вообще-то мне было бы больше по душе, если бы ты называла меня Андреем Георгиевичем, — так и тебе привычнее, не правда ли? — Петрин рассмеялся и подмигнул Лере. — Похоже, ты попала в серьезный переплет, девочка. Поедем со мной, может быть, я сумею тебе помочь. Ты мне с самого начала понравилась, недотрога.

Глаза Петрина блестели очень нехорошо, руки были влажными. От него сильно пахло перегаром.