Лавка нищих. Русские каприччо - Борис Евсеев

– Я ведь не для нравственных проповедей, – надувала прокашлялся, – вас сюда заманил. Просто во время передачи я заметил у вас одну редкую особенность. Или, если хотите, одно небольшое отклонение. Вот. Обратите внимание... – надувала повел рукой в сторону компьютеров, посвечивающих тошными ночными огоньками.

Вглядываться в экраны Антоша не стал. Заметил только: на самом большом шарлатанском компьютере мерцает, сжимается и разжимается, одним словом, «дышит» чей-то мозг.

Примерно такой, каким его рисуют в школьных учебниках. Ну, может, чуток побольше и набок зачем-то скошен.

– У вас выпивка есть?

– Вот-вот, – обрадовался шарлатан, но сразу же полез в шкаф и достал уже кем-то ополовиненного «вискаря», – так я и думал! Вы просто обречены сейчас за выпивку хвататься. Может еще и анаши спросите?

– Нет, только рюмочку. Ну и, – Тоша слегка замялся, – горсть табачку мне туда сыпаните.

Надувала обрадовался и табачку. Но потом – и как показалось, скорей по обязанности – помрачнел, стал на Тошу зря наговаривать:

– У вас, Антонин Юрьич, нездоровый вид. Не знаю, что вам впаривает официальная медицина, но я вам скажу вот что... У вас – как я уже говорил – есть особенность: слегка воспален один из участков головного мозга. Так называемый «островок Рейля». Insula Reili. Островок этот упрятан в глубине правого полушария, в так называемой сильвиевой щели, и что-то больно похож на египетскую пирамиду! Правда крохотную. Так вот: у вас этот самый «островок» треугольный горит ярким пламенем. Он воспален. Он властвует над вами. Как фараон, как Сталин, как сатрап! А вы, вместо того чтобы силу этого островка себе на благо использовать, словно раб, ему подчиняетесь. Ну и глушите себя – как судака динамитом – коньяком и водочкой. Теперь еще и табачок стали подмешивать. И зря! И глупо! Потому как – возможности этого самого «островка» можно для своих целей приспособить. Вот, гляньте на экран...

– И не подумаю. Бар-рмен! Еще рюмку, пожалуйста.

– Хорошо, но это – последняя... Так вот: этот самый «островок Рейля», он ведь не только пить без продыху и курить взасос заставляет. Он еще и отвечает за вашу интуицию. Ну и какую из возможностей этого «островка» надо развивать? Какую сделать главной? Вот вы меня выбрали «ночным гостем». За это – отдельная благодарность...

– Гость ночной ко мне явился, гость, и больше ни-че-го...

– Дайте же досказать! Я заплачу вам той же монетой. Помогу активизировать «островок Рейля». Но могу и пригасить его.

– Врубайте на всю катушку! – Тоша потянулся к «вискарю», неприлично булькая, допил остаток из горлышка, отер капли с подбородка, с шеи.

– Человеческий мозг – дневное явление. Он отсвет шести дней творения, а не сгусток предшествовавшей творению ночи. Если же врубить, как вы тут ляпнули, «островок Рейля» на всю катушку, – мозг может стать «ночным», резко интуитивным, неуправляемым.

– Ночным? Да на здоровье!

В полуночной тишине мозг стучится в дверь ко мне.

– Да поймите же! «Ночной мозг» – чистая интуиция, без капли рассудочности. А чересчур развитая интуиция – как и ее нехватка – бывает не только полезна, но и опасна. Интуиции у вас хватает. И лучше не ее усиливать, а страсть к табачному пьянству прикрутить фитилечком!

– Н-ничего не лучше! Электризуйте, увеличивайте, делайте остров – материком, можете даже головкой архипелага его сделать!

Непонятный страх смиряя, встал я с места, повторяя...

– Бросьте стихи! Они только путают дело! В них – тоже интуиция, но интуиция, скажу я вам, неправильная...

– А вот не брошу, не брошу:

Поздний гость приюта просит в полуночной тишине.

Гость стучится в дверь ко мне!

– Лады, – сдался надувала и потянулся рукой к Тошиному виску, а потом к затылку. – Увеличим ваш островок. Сделаем его островом. Островом Врангеля. Островом Пасхи. Островом сокровищ, наконец!

Тоник вышел от шарлатана, слегка пошатываясь. Остановился под фонарем. Хотел зачем-то вернуться.

– Мужчына, дайте прикурить.

Крашеная восточная женщина. Узбечка, может, цыганка. В длинном, едва ли не на голое тело, плаще. Чуть дрожит, рот алчно фосфоресцирует, одна рука заломлена за спину.

– Дайте же прикурить мне. Скорей. Умираю!

Тоник широким жестом вынул зажигалку, потом вдруг глухо крикнул в пространство: «А поехали в ресторан? В „Советский ресторан“ со мной – поехали?»

Дни запрыгали, как курчавые барашки в Тошиной любимой рекламе: друг за дружкой, быстрей и быстрей.

Это были дни удач и какого-то карусельного счастья. То, другое, третье; деньги, премии, наградные листы. Внезапно подобрались новые сотрудники: режиссер, редактор, какая-то девушка в прозрачных юбках. Передач стало меньше, но платить меньше не стали.

Антоша все предугадывал наперед. Все телеканальские козни, все подставы развеивал еще до того, как они были затеяны.

Ему кружило голову крашеное охрой, обтыканное красными и синими лампочками, карнавальное колесо.

Он угадал несколько цифр в лотерее «Бимбо». Но выигрыш взять почему-то не захотел. Он точно определил, кто в городском правительстве сменит высокого чиновника, занимающегося телекоммуникациями, и заранее к новому начальству с нижайшей просьбой подкатился. Просьбу обещали исполнить, но Тоша о ней и думать забыл.

Иногда кто-то бережной, едва уследимой рукой, рассаживал на карусельном колесе, вертящемся вместе с Тошей, новые карнавальные фигуры.

Тут были:

– лошадь из отдела электронных писем;

– слон, владелец антикварного салона;

– женщина из Комитета помощи беженцам, откидывающаяся на карусели назад всем телом, смеющаяся гаерским смехом, беленная широкой малярной кистью, да еще на ходу бреющая себе череп по-бандитски: опасной бритвой, и тут же обритые места сдабривающая обильной пеной...

Венцом Тошиной карусельной жизни стал московский ураган.

Вычислив ураган с точностью до часа и даже до минуты, предугадав, в каком направлении будут валиться деревья и слетать жестяные кровли, – он погнал в самую сердцевину урагана, в Люблино – якобы за фотоснимками – новую свою редакторшу. Тоше казалось: побитая градом, жалкая и мокрая, редакторша хоть на сутки да прекратит донимать его произношением, начавшим портиться просто так, ни с того ни с сего... Редакторшу, однако, искалечило серьезно. Ее надолго положили в больницу.

Так прошел месяц. Все предугадывать, все знать – такой расклад стал Антоше не мил. Ему хотелось беспричинного дуралейства, резких, ничем не подготовленных случайностей.

Хотелось, чтобы из тихоструйного студийного зеркала вынырнул вдруг незваный «ночной гость». Мокроусый, страшный! Или пусть вынырнет все тот же надувала. Брякнет какую глупость. Обует зрителей прямого эфира, тут же, на месте.