Балтийцы (сборник) - Леонид Павлов

Миноносец выскочил на свободную воду и уменьшил ход.

– Ободрались начисто, – сказал командир, усиливаясь разглядеть поломки. – Как-то другие?

Гром и молния, орудийные выстрелы и сверкание прожекторов, точно гигантскими светящимися щупальцами водивших по небу и воде, – силы стихии и силы человеческие слились в невиданной феерии, потрясая зрение и слух.

– Я ничего подобного не видел, – взволнованно повторял ревнитель, вызывая улыбки офицеров.

– Ну, довольно «Петрушки», – сказал командир, стопоря машину. – Это у нас называется – показывать «Петрушку». Такого положения на войне не будет, ибо никакой флот не рискнет стать на якорь в неприятельских водах, без плотной завесы из истребителей и быстроходных дозорных судов. Все дело решилось бы еще до входа нашего на рейд и, вероятно, без особых световых эффектов.

– Федор Иванович, это необходимо для воспитания находчивости личного состава, – с ласковой вразумительностью протянул начальник дивизиона. – Мы немножко сгустили атмосфе-гу, но тем легче будет нам действовать в менее густой.

Через минуту прожектора потухли и стрельба прекратилась. Корабли открыли мирные якорные огни.

Сигнальщики начали принимать сигнал с флагманского корабля: «Шестому дивизиону миноносцев адмирал изъявляет свое удовольствие. Стать на якорь по диспозиции».

Закончив шлюпочные учения в Тагалахте и дневные эволюции в открытом море, эскадра тихо подходила к Гангэудду, к местам, прославленным первою победой Русского флота на Балтийском море.

В глубине рейда, по берегам бухты, за грядой розовых гранитных скал и зеленых мшистых островков раскинулся курорт. Живописные дачи просвечивали сквозь зеленое кружево молодого сосняка, хвойное дыхание которого доносилось до кораблей, еще облитых чистотой и свежестью моря.

Оба пляжа пестрели нарядной публикой. Белые летние платья и цветные зонтики яркими пятнами играли на песке. Целая стая байдарок скользила от берега навстречу кораблям, бороздя тихую гладь воды своими легкими носами и оставляя позади быстро тающий ровный след.

Эскадра шла тремя колоннами: посредине – линейные корабли и крейсера, по сторонам – эскадренные миноносцы. Вторая минная дивизия шла отдельно, проникая на рейд одновременно с эскадрой боковыми входами через шхеры.

На «Рюрике», несшем адмиральский флаг, шары, обозначавшие уменьшение хода, поднялись под ноки рея – корабли застопорили машины.

«Стать на якорь всем вдруг», – поднялся сигнал и за ним исполнительный флаг, со спуском которого все корабли одновременно должны отдать якорь.

На всех мостиках вахтенные начальники, держа перед правым глазом призму Белля, регулировали расстояние до впереди идущего корабля, дабы интервалы между ними были везде одни и те же. Теперь это было особенно важно, так как с отдачей якоря фиксировалась малейшая ошибка, неприятной тяжестью ложась на самолюбие личного состава.

Сигнальщики замерли, вперив взоры в бело-красный исполнительный флаг на адмиральском корабле. И вдруг, дернувшись всем телом, точно по ним промчался ток, вскричали:

– Исполнительный долой!

– Ат-дать я-корь! – провозгласили на всех кораблях голоса старших офицеров. Серые массы якорей соскользнули из-под полубаков и, взметнув высокие всплески, упали в воду. Оглушительный грохот якорных цепей, мчавшихся за якорями на морское дно, зарокотал далеко вокруг. И, когда смолк, старший боцман на каждом корабле, приложив руку к козырьку, с достоинством доложил на мостик:

– Отдан якорь.

Такова традиция, хотя только глухой мог не знать, что якорь отдан.

На всех кораблях отвалились выстрела, и мощные стрелы вынесли с ростер за борт паровые катера, из труб которых легкими клубами уже подымался дым. Они неторопливо стравливались на воду, сейчас же давали ход – и подходили к трапу.

Первый рейс на берег совершили артельщики и писаря: за провизией и за почтой. На адмиральском катере отправился один из флаг-офицеров сообщить дирекции курорта, что эскадра даст у них сегодня бал, на который приглашает всех обитателей курорта. Адмирал признавал право молодежи на приличное веселье; кроме того, это побуждало публику к знакомству с флотом. Команде назначено гулянье с утра следующего дня.

Перед заходом солнца все парковые аллеи сверкали белизной кителей и летних дамских туалетов. Открытую эстраду в центре пляжа занял адмиральский оркестр, уже гремевший на весь парк. Второй оркестр, струнный, расположился на хорах в танцевальном зале, через который, предводимая метрдотелем, двигалась шеренга пылесосов. На огромной веранде – бесчисленные ряды столиков, украшенных цветами. Лакеи в белых смокингах готовили парадную сервировку.

Тихий вечер. Солнце коснулось горизонта и красным огненным столбом дрожит в воде. Теплый сумрак накрывает сосновый парк. На главной аллее веселый шум и смех.

От кургауза видно, как минута молчания неспешно катится по главной аллее. Белые кителя почтительно отступают к краю: офицеры вереницами становятся во фронт, образуя стройные шеренги, между которыми подвигается скромная фигура адмирала, сопровождаемая свитой. Она двигается вперед очень медленно – адмирал каждому подает руку и каждому смотрит в глаза своим ясным взглядом. Шаг за шагом он проходит всю аллею и появляется на пляже в тот момент, когда с «Рюрика» слетает салютное облачко и гремит выстрел, сопутствующий спуску флага. Солнце исчезает под горизонтом. К адмиралу спешно подходит флаг-офицер и подает телеграмму, доставленную прямо с поста службы связи. Адмирал читает молча и задумчиво идет по пляжу.

Из курзала вырываются манящие звуки первого вальса. Начинается бал. Особый, летний бал, когда танцы чередуются с прогулками по парку и томный вальс уступает место томному шепоту под ласковый воркот дремлющего моря.

В танцевальном зале яркий свет, яркие летние платья, разгоревшиеся щеки, аромат духов. Стройный лейтенант во всем белом дирижирует вальсом с фигурами. Пот градом катится по его смуглому лицу. Танцующие, покорные бальной дисциплине, исполняют без заминки все прихоти дирижера.

Кавалеры становятся на одно колено и целуют пальчики своих дам. Разгоряченные пары выбегают на веранду. Лакеи едва поспевают бегом доставлять освежающие напитки. Около всех столиков вазы со льдом, и в них вспотевшие бутылки с искристым дорогим вином.

Моряки шутя учат своих дам пить сода-виски, но прелесть этого напитка им трудно доказать, а потому шампанское сверкает и шипит во всех бокалах. Дамам подают фрукты и мороженое.

Пока не танцуют – играет румынский оркестр на веранде. Дирижер, зажав скрипку между плечом и подбородком, сверкая черными глазами, раскачивается всем туловищем в такт сладострастным звукам захлебывающегося венского эстрадного вальса. Ему подносят бокал. Он выпивает залпом и вытирает надушенным платком вспотевшее лицо.

– Маэстро! Танго! – кричат ему.