Солнце и ветер - Жюли Кошка

Вдруг совсем близко, рядом с комнатой послышались грохот и звон осыпающегося стекла. Дели вскочила с кровати, и, размазывая на ходу слезы ладонями, выбежала в коридор. Стив стоял возле разбитого окна. Осколки лежали на полу, на подоконнике, острыми краями торчали из рамы. Битые стекла были измазаны кровью. Рука Стива была в крови, пальцы сжаты в кулак, а он, молча, и отрешенно смотрел, как алые капли стекают на стеклянное крошево.

Дели в ужасе прижала пальцы к губам.

– Стив, ты с ума сошел! Что ты наделал?! Ты же хирург! Ты без рук не можешь!

Стив поднял на нее глаза. По их выражению Дели показалось, что он сам до конца не понял, что произошло. Его взгляд был растерянный, и немного удивленный. Он посмотрел на раненную руку, потом вновь на Дели. И она почувствовала в этот момент в нем маленького мальчика, потерянного и нуждающегося в защите.

– Стив, да что с тобой? Ты можешь пальцами пошевелить?

Эти слова заставили Стива хотя бы слегка вернуться к действительности. Он стал медленно разжимать кулак. Дели видела, как его лицо исказилось от боли. И острота этой боли, видимо, окончательно прояснила его сознание. Он стал чаще дышать, рука задрожала.

– Дел, принеси бинт. Знаешь, где лежит?

Дели кивнула и опрометью бросилась на кухню к аптечке. Через несколько мгновений она взлетела по лестнице наверх. Стив был в ванной и промывал раны на руке.

* * *

Чувство безысходности охватывало тугим кольцом, не давало возможности нормально жить, мешало работать и просто быть самим собой. Стивен не знал, что делать, как себя вести, он искал ответ и не находил. Оконное стекло подвернулось очень кстати. Сквозь него лился оранжевый свет угасающего дня. Пламенные блики заката бередили и так неспокойную душу, наполняя ее еще большей тревогой. Стивен, совершенно потерянный, стоял рядом с закрытой дверью в комнату Дели и смотрел на этот закат. Рука сама сжалась в кулак. Через этот удар он попытался выпустить все накопившееся напряжение последних недель. Он даже не почувствовал боли. Но облегчение не пришло. Грохот стекла оглушил его и притупил на какой-то миг сознание. Но для него ничего не изменилось. Его ад остался с ним…

Тонкие пальцы Дели старательно, аккуратно, но не совсем умело наматывали бинт на его руку. Он помогал ей левой рукой. Их пальцы соприкасались, и каждое прикосновение отзывалось внутри, в груди и животе, сладостно-болезненным ощущением. Он оперся спиной о стену ванной. Ноги плохо слушались, то ли из-за нервного напряжения и боли в руке, то ли из-за близости девочки. Ее солнечно-золотистая головка заботливо склонилась над его рукой. Едва уловимый аромат сирени спутывал мысли, затуманивал сознание. Он наклонился ниже, чтобы сильнее ощутить этот такой знакомый и такой необходимый ему, как воздух, запах.

Вирджиния любила экспериментировать с косметическими средствами и делала это не только на себе, но и на дочке. В ванной О'Конеров появлялись шампуни всевозможных названий, обещающие ароматы растений и фруктов, о существовании которых Стивен порой даже и не подозревал. Но от волос Дели, чем бы они не были помыты, всегда исходил тонкий, едва заметный запах сирени и солнечного тепла. И если уткнуться лицом в ее волосы и закрыть глаза, то начинало казаться, что ты в весеннем цветущем саду, залитом солнечными лучами, среди крупных упругих гроздей белых и розоватых цветков.

Стивен вдохнул глубже, почти коснувшись лицом спутанных колечек. Голова слегка закружилась, кровь прилила к щекам, дыхание сбилось, а слабость в ногах увеличилась. Так хотелось обхватить ладонями ее тонкую фигурку, поднять, прижать к груди и зарыться лицом в ее пахнущие сиренью и солнцем спутанные волосы, ощутить хрупкость ее тела, нежность кожи на шее, на плечах…

– Стив, как правильно завязать?

– Что?.. – Стивен отпрянул назад. Дели повернула голову и посмотрела на него.

– С тобой все в порядке? – ее голос был обеспокоенный, а глаза и губы слегка припухшими от недавних слез.

– Да… да. Просто… видимо, слабость, – запинаясь, едва выговорил Стивен. Он с трудом сглотнул. – Ножницами разрежь… и завяжи потуже…

Дели осторожно завязала бинт и развернулась к Стивену. Теперь она была почти в его объятиях, нужно было только прикоснуться к ней. Она стояла близко-близко и смотрела на него снизу вверх, не отводя тревожного и нежного взгляда. Срываясь на хрип, Стивен пробормотал:

– Я пойду лягу… а то как-то неважно себя чувствую… Спасибо, что помогла перевязать…

Дели отступила на шаг назад. И это ее движение отозвалось у Стивена ноющей болью в груди и животе. Он будто был соединен с ней, и сейчас эта связь очень медленно и мучительно рвалась. Слегка пошатываясь, он вышел из ванной и направился к себе. В мыслях и чувствах была невозможная путаница, а тело ныло от неудовлетворенности желания…

* * *

Томас подвернул ногу, неудачно спустившись с лестницы. Ничего особо серьезного, но врач прописал помимо мазей неделю строжайшего покоя. Вирджиния лежала в роддоме. Шесть дней назад у них с Томасом родилась дочка. До появления девочки они много обсуждали, а лучше сказать, спорили, как ее назвать. И Вирджиния настояла на своем. Девочку решили назвать Филадельфией.

«Длинное имя, неласковое совсем. И далось оно ей», – ворчал Томас, но чересчур упорно перечить беременной жене не стал и сдался, как, впрочем, сдавался после некоторых препирательств, всегда.

Филадельфия родилась, и их с Вирджинией нужно было забирать из роддома, а Томас не мог поехать. И Стивен с радостью согласился помочь. День был ветреный. Солнечные лучи то пробивались сквозь бегущие по небу тучи, то снова прятались. Стивен оставил машину у здания роддома и стал ждать Вирджинию с ребенком у входа в больницу. Вскоре вышла медсестра. На руках у нее был маленький розовый кружевной сверток, перевязанный малиновой лентой. Следом за ней появилась Вирджиния, обладающая поразительной способностью всегда выглядеть шикарно, даже на выходе из больницы.

– А вот и наш папочка! – радушно воскликнула медсестра и вручила сверток растерявшемуся Стивену. Он хотел было возразить, что вовсе не отец, но живая розовая тяжесть и раздавшееся из кружев причмокивание заставили его забыть о нелепости положения. Он аккуратно обхватил сверток левой рукой, а правой отвернул краешек одеяла, которым было прикрыто личико девочки. Из розового кокона на него уставились огромные серо-голубые глаза и задержали свой, как показалось Стивену, вдумчивый и любознательный взгляд на его изумленном и восхищенном лице.

– Здравствуй, Дели! – ласково сказал Стивен. Это имя как-то само пришло ему на ум в тот момент, когда он увидел девочку. Так он ее и стал называть, хотя Вирджиния сопротивлялась и сама упорно называла дочку Филадельфией, требуя того же от мужа и знакомых.

Налетел порыв прохладного ветра, и Стивен, прикрыв личико малышки одеялом, передал ее севшей в машину матери. Так девочка стала Дели. Только для Стивена.

* * *

Рука заживала быстро, хотя и пришлось воздержаться от проведения операций на несколько дней. Рука заживала, а ощущение полной безысходности осталось и даже усилилось. Физическое влечение к Дели было мучительным, но Стивен старался подавлять его, избегая общения с девочкой, и это, плохо ли, хорошо ли, получалось. Однако, его действия, направленные на достижение этой цели, оказались палкой о двух концах. Он стал страдать от недостатка общения, которое так настойчиво избегал. Ему не хватало девочки: ее шуток, ее улыбок и смеха, ее ребяческих ужимок, ее веселой болтовни и не по возрасту взрослых рассуждений и, конечно же, ее необузданной фантазии. Он страдал от недостатка того, что старался ограничить, от чего всем силами пытался отгородиться. И еще он переживал за Дели. Он видел, что она не находит себе места, не понимает, что происходит, расстраивается, мечется и пытается что-то сделать и, наверняка, во всем винит себя…