Художник - Елена Викторовна Батуева

а с новой силой нахлынули на нее. Леля уже не могла сдержать слез, которые ручьем текли по лицу, капали на белое платьице, на ступени эскалатора. Но вот ступеньки закончились, Лелю поглотила длинная горловина метро-тоннеля, где шум приближающегося поезда заглушил ее всхлипывающие рыдания.

Люди суетливо втискивались в вагоны, а те, кто покинул их, устремились поскорее слиться с человеческим потоком, льющимся наверх, на волю. Двери поезда захлопнулись, он с ревом понесся дальше. На несколько мгновений перрон опустел.

И в этот миг Леля почувствовала, как кто-то осторожно тронул ее за плечо. Она подняла вверх заплаканное личико и увидела Его. Стройный черноволосый юноша смотрел на нее глазами, полными сочувствия.

– О чем так горько плачет прекрасная принцесса? – тихо спросил он.

– С чего Вы взяли, что я принцесса? Я самая обычная девушка, – удивленно спросила Леля.

– Я это почувствовал. Девушек много, а принцесса одна, и я ее встретил здесь, в этом странном и неподходящем для принцесс месте, – с улыбкой сказал юноша. И добавил:

– Меня зовут Саид. Саид это значит – счастливый. И я действительно счастлив, что встретил тебя. Как твое имя, прекрасная незнакомка?

– Леля… – она смущенно улыбнулась, почувствовав, как слезы сами собой высыхают на глазах.

– Какое чудесное имя! – воскликнул Саид! – Пойдем со мной, расскажи, что с тобой случилось, и я постараюсь тебе помочь!

Все это было очень неожиданным, но у Лели не было выбора. К тому же глаза Саида излучали неподдельное участие и доброту. На мгновение в голове у Лели промелькнул образ Художника, его глубокие безмятежные глаза. «Где-то он теперь? И что с ним будет, если он поддастся чарам Ведьмы?» – подумала Леля, но вкрадчивый голос Саида отвлек ее от мыслей о Художнике:

– Я живу здесь, недалеко, пойдем ко мне, я напою тебя чаем и ты расскажешь мне, что с тобой произошло.

Леля согласно кивнула, он взял ее за руку, и они вместе вошли в вагон подъехавшей электрички.

Саид жил в пяти минутах от метро, в студенческом общежитии. Он был студентом Института международных отношений, отец его был дипломатом и жил вместе с мамой Саида в какой-то далекой стране на востоке, и он, окончив учебу, должен был отправиться к родителям.

Все это Саид рассказал Леле, пока они шли от метро к его общежитию. В небольшой, но уютной комнатке, где жил Саид, стояло две кровати, столик и шкаф с книгами. Саид согрел чай, достал с верхней полки шкафа конфеты и печенье, стал угощать Лелю.

Прихлебывая чай, Леля рассказала ему свою историю – как она убежала из дома, как попала на киностудию, как интересно было участвовать в съемках и как печально все завершилось.

– Что же ты теперь будешь делать? – спросил Саид, – может быть, хочешь вернуться домой?

– Нет, – Леля покачала головой, – обратно я уже не вернусь.

– Тогда оставайся у меня! – радостно предложил Саид, – поживешь лето, а осенью пойдешь учиться. Может быть, режиссер сказал тебе правду, и ты будешь актрисой! Тебе нужно поступать в театральный институт!

Саид прекрасно обладал ораторским искусством. Он расписал будущее Лели, в котором она станет знаменитой и счастливой, и рядом с ней будет он, Саид. Обида, нанесенная Леле, вдруг сама собой растворилась, она забыла про Геннадия Ивановича, про утраченный киношный рай.

«Это был обман, бутафория. Вот оно – настоящее чувство, настоящая любовь! И я узнаю ее благодаря этому юноше», – думала Леля, слушая его сладкие речи.

Она осталась жить у Саида. В институте были каникулы, и Саид целыми днями был свободен. Они вместе гуляли по Москве, и Саид рассказывал ей историю старинных домов и их владельцев. Он хорошо знал Москву – здесь прошло его детство, он помнил название каждого переулка, называл имена великих людей, которые ходили по этим улицам 100, 200, 300 лет назад.

По вечерам они ходили в консерваторию, слушали музыку Чайковского, Баха, Моцарта. Саид открыл Леле новый, незнакомый для нее раньше мир сладкой звуковой гармонии, понимать и ценить которую он учил и ее.

А по ночам Саид читал ей стихи. Он очень любил восточную поэзию, мог часами читать Омара Хайяма, Низами, Авиценну.

– Ты по улице нашей прошла -

Ну, зачем?

Ты в окошко взглянула мое -

Ну, зачем?

Моя старая рана давно зажила, ты ее растревожить смогла -

Ну, зачем?

Я по улице вашей прошла -

Захотелось!

Твоя старая рана совсем зажила,

Я ее растревожить смогла? -

Захотелось!

++++++++

Дай коснуться, любимая, прядей густых,

Эта явь мне милей сновидений любых…

Твои кудри сравню только с сердцем влюбленным,

Так нежны и так трепетны локоны их!

++++++++

Ты, кого я избрал, всех милей для меня.

Сердца пылкого жар, свет очей для меня.

В жизни есть ли хоть что-нибудь жизни дороже?

Ты и жизни дороже моей для меня.

Он читал стихи, зажигал свечи, которые изливали необыкновенный аромат, включал музыку, заставлявшую сердце Лели биться быстрее. В эти моменты стены крошечной комнатки раздвигались, она вмещала в себя весь мир – краски летнего заката, пение лесных птиц на утренней заре, ласковые волны теплого моря – все это Леля ощущала почти реально. Она склоняла свою голову в руки Саида и уже не уклонялась от его настойчивых поцелуев, которые с каждым вечером становились все продолжительнее и жарче, так что он с трудом отпускал ее, когда она уже изнемогала от его ласк.

Но однажды она не остановила его, как обычно, когда почувствовала опасную близость, позволила насладиться любовью во всей полноте. И в тот момент, когда в ее висках застучал ритм восточных барабанов, и небо рассыпалось на множество разноцветных кусков, волшебным фейерверком взмывших в черную бездну, она вдруг услышала голос Ведьмы:

Когда земля и небо растают как дым,

Когда двое сольются в восторге и станут одним.

Когда поцелуи пьянят сильнее,

Чем хмельное вино -

Испытать это чувство не каждому в жизни дано…

Она лежала, широко открыв глаза, глядя сквозь потолок и крышу в огромное звездное небо. «Теперь я знаю, что такое Любовь», – самодовольно подумала Леля.

Ей казалось, что она раскрыла тайну Ведьмы и даже сравнялась с ней по своей женской силе, но она не знала, насколько она далека от истины.

С этой прекрасной ночи, которая зародила в душе Лели пронзительную и глубокую нежность к Саиду, его отношение к ней, напротив, изменилось.

Если раньше он проводил с ней целые дни, то теперь под разными предлогами стал надолго уходить из