Франсиско Франко и его время - Светлана Пожарская

А до этого еще должно было пройти время.

Пока же Франко больше беспокоила его собственная судьба: у него не было сомнения в том, что Республика прервет его стремительную карьеру. И он не ошибся. 12 июля 1931 г. последовал приказ Мануэля Асаньи, военного министра тогда еще Временного правительства, о закрытии Академии. Из шести военных Академий оставались всего две: в Толедо и Сеговии.

Три дня спустя Асанья записал в дневнике: «Краткая речь генерала Франко перед кадетами Высшей академии в связи с окончанием курса была исключительно враждебной по отношению к правительству»[23]. Франко не был одинок в своем негативном восприятии Республики.

При анализе комплекса объективных и субъективных причин, способствующих политической поляризации армии, следует иметь в виду ее особенность, отмеченную в свое время Сиснеросом: «Воспитание и атмосфера, царившая в армии, способствовали формированию таких взглядов, которые легче поддаются отклонению вправо, чем влево»[24].

К моменту установления Республики испанская армия по технической оснащенности была одной из самых отсталых в Европе. Выступая в кортесах 30 июля 1931 г., Асанья, разъясняя суть военной реформы, объявил, что армия должна быть модернизирована, а ее офицерский состав сокращен, что дало бы немалую экономию и свело бы к нулю преторианский характер армии, который начал складываться еще в эпоху наполеоновских войн. В армии континентальной Испании согласно реформе должны были остаться 7600 офицеров (на 105 тысяч солдат), в марокканских войсках — 1700 офицеров (на 42 тысячи легионеров). Количество генерал-майоров было сокращено до 20, бригадных генералов — до 64, а чин генерал-лейтенанта упразднен. Асанье не удалось осуществить задуманное. Он успел частично сократить офицерский корпус. Однако возможностью подать в отставку воспользовались в первую очередь демократически настроенные офицеры, жаждавшие принять активное участие в созидательной работе республики и ее институтов.

Многие молодые офицеры, выпускники Высшей военной академии в Сарагосе, закрытой по приказу Асаньи 12 июля 1931 г., по привычке обращаясь к своему бывшему начальнику Франсиско Франко за советом, должны ли они подать к отставку, неизменно получали ответ, что они принесут гораздо больше пользы Испании, оставаясь в кадрах армии.

Реформа не коснулась верхушки армии, в которой преторианский дух был особенно ощутим.

После закрытия Высшей военной академии Франко получил новое назначение — принять командование 5-й дивизией в Сарагосе. Затем опять понижение: с 13 февраля 1932 г. он — командир 15-й пехотной бригады в Jla-Корунье. Эти личные обстоятельства повлияли на выбор Франко — какую сторону принять в будущей схватке: пока у власти было правительство республиканцев и социалистов[25], у Франко было мало шансов взять личный реванш.

Но до поры до времени он оставался в стороне от тех военных, которые уже тогда готовились вступить на путь внепарламентской борьбы с Республикой.

17 декабря 1931 г. Франко был вызван в Мадрид: в парламентской комиссии шли слушания по поводу восстания в Хака 12 декабря 1930 г. Там он встретился с генералом Санхурхо, начальником гражданской гвардии в последние часы, отведенные историей монархии. Тогда на совещании у главы правительства графа Романонеса Санхурхо заявил о невозможности силой» оружия восстановить прежний порядок, а потому отказался вывести свои отряды на улицу. Теперь же он решил возглавить заговорщиков, готовящих военный переворот. Он предложил Франко примкнуть к заговору. Тот отказался. По свидетельству его двоюродного брата, называемого в семье Паконом, Франко так объяснил свой отказ: «Военное восстание в случае неудачи откроет дорогу коммунизму».

15 октября 1931 г. правительство возглавил Асанья. 9 декабря была принята Конституция, объявившая Испанию «демократической республикой трудящихся всех классов, подчиняющейся режиму свободы и справедливости». 44-я статья Конституции гласила: «Собственность на имущество всякого рода может быть объектом принудительной экспроприации ради общественного блага с условием справедливой компенсации, если только не будет принят другой закон, одобренный большинством голосов»[26]. Статья 47-я содержала обещание оказать помощь крестьянам, и среди прочего был принят закон о неотчуждаемой семейной собственности, свободной от всех налогов. Учредительные кортесы приступили к разработке законов об аграрной реформе, народном просвещении, об автономии Каталонии, военной реформе, рабочем законодательстве, поднявших уровень правовой защищенности испанцев до принятых в Европе норм.

Нация ожидала многих свершений от правительства республики и Учредительных кортесов. Среди депутатов были властители дум, блестящие умы — X. Ортега-и-Гассет, М. Унамуно, К. Санчес Альборнос, Перес Айала, X. Бестейро. Их красноречие будоражило страну, с восторгом или с возмущением им внимавшую. Е. Малфакс, известный американский историк, в статье «Исторические и теоретические аспекты войны», опубликованной в воскресном приложении газеты «El Pais» 2 марта 1986 г., справедливо заметил, что «длительный иммобилизм прошлого требовал сделать решительный шаг к всестороннему возрождению страны: надо было сделать много, так как до этого было сделано очень мало. К тому же надо было иметь в виду и нетерпение тех, кто длительное время был жертвой социальной несправедливости».

Законодатели сделали решительный шаг к всестороннему возрождению страны. Но нельзя «насадить» фундаментальные изменения вечером, чтобы уже утром они дали ощутимые плоды. Те, кто долгие десятилетия были жертвой социальной несправедливости, все больше проявляли нетерпение. Критики низов сливались с возмущенными голосами тех, кого больно задели реформы. Это были не только аграрии-латифундисты, крупные коммерсанты и предприниматели, но и те, кого относили к «другой Испании» — Испании традиционной культуры, основу которой составляли католическая религия и церковь. Пробным камнем нового режима стала 26-я статья Конституции, провозгласившая отделение церкви от государства и запрещавшая религиозным орденам заниматься предпринимательской деятельностью и преподаванием. Президент республики Н. Алькали-Самора, избранный 10 декабря 1931 г., сказал, что «она призывает к гражданской войне». Но до войны было еще далеко, хотя негативные последствия принятия этой статьи трудно переоценить: она оскорбляла не только чувства миллионов католиков, принадлежавших к городским и сельским мелким и средним слоям, но и многих представителей низшего и среднего духовенства, особенно в Каталонии и Стране Басков.

Это отмечал и Сиснерос: «Священники боялись потерять свое и без того нищенское жалованье, на которое еле сводили концы с концами, живя в крайней бедности, столь обычной для деревенских церковных служителей Испании. Я не думаю, что их особенно волновала политическая сторона событий. Республика восторжествовала, и они приняли ее. Но потеря шести реалов в день означала для них катастрофу. Отменив жалованье священникам, республиканское правительство нажило в их лице опасного врага»[27]. Ж. Сориа, автор «Войны и революции в Испании 1936–1939 гг.», не ошибается, замечая, что «сведенная на уровень философских воззрений религиозная вера (и абсолютное право на нее для каждого гражданина) становилась делом личной совести и того или иного взгляда на происхождение и назначение человека. Ничуть не больше, ничуть не меньше»[28]. Но для десятков тысяч полунищих священников речь шла не о философском осмыслении бытия, а о куске хлеба насущного. Аграрная реформа так и не дошла до глубин испанской деревни, зато редкая проповедь, с которой с амвона сельских церквей и церквушек обращались к прихожанам их пастыри, обходилась без осуждения безбожных кортесов, оскорбивших чувства католиков. Этим в полной мере воспользовалась пропаганда правых, делая все возможное, чтобы не только пастырей, но и паству превратить в противников Апрельской республики.