Натренированный на победу боец - Александр Терехов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Старый. Зачем мы сюда приехали?
У душевой рыжий Баранов, Клинский и полковник Гонтарь подслушивали мат-перемат, доносившийся сквозь шип воды.
– Я тебя, падла, закопаю!
– Самого закопаю, только пасть разинь! Вернешься коров кастрировать.
– Я владею ситуацией!
– Видал, чем ты владеешь?!
Тщедушный Клинский взял нас тихо за локти и повел походить.
– Горячие оба, болеют за дело. – Щурился, будто вглядываясь в нас. – Вы должны понять груз. Провинция. Сюда никто никогда не приезжал. Только князь Долгорукий, недавно выяснили историки. Нас зовут.
Губернатор и мэр кутались в простыни на лавочках, отвернув распаренные лица в разные стороны.
– Все вопросы к Баранову, – буркнул Шестаков. – От вас одно: готовность зала с одиннадцати утра до пяти вечера двенадцатого числа. Деньги получаете по окончании.
– Познакомьте с вашим «Королем», – попросил Старый.
– Зачем это?
– Хотя бы дипломы их посмотреть.
– Нет. Не сбивайте их. Пусть ребята работают.
– Видите ли, я не стал встревать при всех, но все ваши обещания в отношении крыс – лживы и опасны.
– Ничего себе заявочки.
– По вашей карте рабочее поле ваших ребят – километров двенадцать. Вы знаете, что это? При вашей запущенности на такой площади может находиться тридцать тысяч грызунов. Сорок. Тысячи нор. Чтобы снизить закрысенность вполовину, нужны сотни дератизаторов, валютные препараты – четыре месяца труда! А вы – одну ночь. Что за бред?! Мы – а лучше нас в России нет! – беремся очистить одну гостиницу за две недели и управимся тык-впритык… Может, вы хотите город поджечь? Бомбу нейтронную бросить?
– Да-а, почуяли, почуяли соперников, хе-хе-хе, – вдруг закатился Шестаков. – Россия не Москва, есть и у нас головы! Вас наняли на что? На гостиницу. Не суйтесь не в свое. Мои ребята не обещают потравить, они за одну ночь вытеснят…
– Его ребята, его ребята, – заговорил Старый преподавательски неприятно. – Я талдычу ему, что это невозможно! Нигде! Ни в Москве! Ни в Америке! Тем более в вашем паршивом городе! А он: мои ребята… Иван Трофимович, я смотрю, с вашим… С ним говорить смысла нет! Вы даже боитесь показать своих пустозвонов. Попомните, дикий народ работает дико. Я подозреваю, его ребята накупили непатентованной дряни типа китайской «Хорошей кошки» с нервно-паралитическим газом. Для человека – смерть! Или выложат яды острого действия на пищевых объектах. Вы не обойдетесь без похорон. Вы же к нам тогда прибежите? Я заранее говорю: не поможем! Вот этот и его ребята пусть и расхлебывают! Будьте здоровы!
За дверьми Старый сухо продиктовал Баранову:
– На завтра. Подсобников, можно без образования. Пропуск на все объекты. Машину круглосуточно, где живем. Карту канализации.
– С картами не получится, – подошел Клинский. – Так глупо сложилось, что канализация считается объектом особого назначения. Там же провода. Замучаемся документы оформлять, как в Америку. Пока из Москвы разрешение придет.
Теперь я понял, кем работает маленький черноголовый чиновник.
Баранов порыскал меж машин.
– Вот эта с вами.
Мы погрузились в знакомую «дежурку». Баранов наставил водителя:
– С этими лейтенантами. В санаторий беременных. Сам спишь в машине. Со мной на связи. Лейтенанты, травите на совесть! Чтоб не с понтом под зонтом. А то на День милиции тварь в салат упала.
– Я с вами, – на переднее сиденье засунулся мэр. – Рули, Константин.
Константин порулил, не подозревая, какую радость обещают ему ближайшие дни.
Старый взорвался:
– Иван Трофимыч!
– Не спрашивай. Меня не посвящают: кто, что… Едят меня, я же не из демократов. Думал, до праздника дотяну, а теперь вижу: нету у них терпения. Им важно, кому встречать. Что мне с ними, драться? Пенсию я заслужил. Вы не серчайте на них, делайте свое, деньги получайте и уезжайте поскорей.
Меня придавила тьма, чуть размазанная фонарями. Старый ворчал, что он капитан запаса. Что, когда прижимали пасюков к Олимпиаде, КГБ тоже не пустил в канализацию и трехэтажные подвалы дома генсека на Кутузовском, все труды – прахом.
– Вас доставить? – Водитель обернулся к мэру, достигнув санатория.
– Тут идти двести метров. Шагов двести сорок.
Он стоял у машины, сгорбясь, явно позабыв о нас. Я предложил:
– Возьмите фонарь.
– Нет. Тогда точно увижу. Вон мой дом.
И быстро пошел, ровно по середине дороги, сильно размахивая руками. Он задирал колени высоко, словно под ногами хлюпала вода.
Константин подал Старому продолговатый кулек.
– Мужики подходили с мясокомбината. Сказали, передай потравщикам подарочный образец. Ветчина светлоярская. Я такой ни разу не ел.
– Ум-м… – Старый понюхал, зажмурился и немедля отправился к дежурной сестре за ножом, я же очутился в туалете. Крючок прибили, плотник – молодцом! Спустя минуту загадочный звук сбил меня со счета слоев ржавчины на бортиках ванны.
Я заглянул в палату. Старый замер меж кроватей, растопырив руки. Он глядел себе под ноги на мокрый пол.
– Что, обо мне нечаянно вспомнил?
Старый поднял смятое лицо, его снова вырвало. Он попятился еще от расползшейся лужи, и мне стал виден стол. На нем из надрезанного батона отличной ветчины черно торчали хвост и задние лапы обугленной крысы.
В пять утра уже осенью хмарит, нету июньской легкости пустой, когда не ждешь событий, ничего – легкости хватает. Синева под заборами и по канавам, зевота – грузный мясокомбинатовский вахтер в черной шинели зевал, утыкаясь в зеленые варежки. Сидит на ступеньках деревянной лестницы – приставил ее к бетонным плитам, сложенным у ворот, будто выкрасил и теперь сушит.
– Посигналь, посигналь этому, – теребил Старый Костика и под бессонное злобное гудение тронул меня. – Ты не спи, – закричал вахтеру: – Дед! Тут колбасный цех? Ты чего варежки насунул? Перстни золотые прячешь? Рот боишься открыть – весь в золоте?
Я глядел на лысого пухлощекого парня, найденного в машине на заднем сиденье. Мешает лечь.
– Меня зовут Виктор, помните? Вы в поезде уступили свою полку. Приехал домой, а в двери повестка. Сразу остригли. Сказали: на месяц, сборы по гражданской обороне. К вам порученцем, даже не знаю, что это. Как связной, наверное? Завтра форму получать. И вам дадут. Вы ведь лейтенанты? Вспомнили меня?
– На территорию не пу-щу, – задребезжал вахтер, нагнув к окошку седые усы.
– А кто тебя спрашивать будет! Пошли, Константин, посмотрим, откуда тебе колбасу принесли. – Старый нес сверток подальше от себя.