Не путай клад с могилой - Андрей Дышев

– Если поедете автобусом, то выходить надо на третьей остановке, – сказал я. – Если пешком, то по набережной до «пятачка», а там вверх, за санаторий.

– Вы о чем? Я не пойму, о чем вы?

– О милиции, – объяснил я и стал подниматься по лестнице наверх.

– Нет, вы посмотрите на него! – возмутился за моей спиной Валерий Петрович. – Он говорит со мной таким тоном, словно я сам виноват в том, что мой номер взломали!

– Не волнуйтесь, ради бога! – с родственной заботой успокаивала Валерия Петровича Марина. – Вам нельзя волноваться, может подскочить давление.

– Я не волнуюсь, милая, – с ядовитым смешком ответил Валерий Петрович. – Я спокоен, как Гагарин перед стартом, как молодогвардеец перед расстрелом! Все прекрасно! Более высокого уровня сервиса я не встречал даже в США! Не успели обчистить номер, как мне сразу подробно объяснили, как добраться до милиции. А можно было бы на входе повесить огромный плакат с адресами милиции, прокуратуры, морга и кладбища…

Не замолкая ни на минуту, соблюдая дистанцию, за мной поднимался Валерий Петрович. За ним – Марина. Замыкал шествие Сашка, которого на второй этаж никто не приглашал. Я с удивлением заметил, что уже не волнуюсь, что стал безразличен ко всему, как приговоренный. Пошла черная полоса, и я уже вляпался в нее, как в горячую смолу, и уже накрепко прихватило подошвы, так что не было смысла дергаться и звать на помощь.

Сначала я подошел к распахнутой настежь двери номера люкс. Ожидая увидеть совсем другое, я едва не вскрикнул. Обокрали – это было сказано слишком мягко. Номер Валерия Петровича обыскали, перевернув все вверх дном, и теперь комнаты напоминали картину Репина «Арест пропагандиста». Створки шифоньера были открыты, рубашки, майки, носки валялись на полу. Журнальный столик, словно скатертью, был накрыт полотенцем, и поверх него лежала груда осколков керамической вазы – злоумышленнику зачем-то понадобилось ее разбить, и разбивал он вазу, по-видимому, завернув в полотенце, чтобы не создавать лишнего шума. Сухая можжевеловая ветка валялась на полу, и ее иголки усеяли ковровое покрытие. Телевизор вместе с тумбой был выдвинут на средину комнаты. Холодильник раскрыт, и морозильная камера зияла черной пустотой.

В спальне царил не меньший погром. Матрацы кровати валялись на полу, а на них – книги и тетради.

Валерий Петрович, слегка потеснив меня, зашел в номер, повернулся ко мне лицом и, широко расставив ноги, сунул руки в карманы.

– Ну? – спросил он таким голосом, словно торговец предлагал хороший товар. – Как вам это нравится? Впечатляюще смотрится, не правда ли?

Он поддел ногой ветку можжевельника. Ветка взлетела и повисла на шторах.

Я молча повернулся и подошел к двери номера молодоженов. Здесь сработали грубее: замок был выбит вместе с большой щепкой, оторвавшейся от косяка. Зайдя в комнату, я увидел то, что, в общем-то, ожидал увидеть – ни на полках, ни в шкафу, ни в умывальнике не осталось ни одной вещи, принадлежавшей постояльцам. Настроение стремительно пошло вверх. Я почувствовал себя почти счастливым.

Многозначительно глянув в глаза Марины, я снова повернулся к Валерию Петровичу.

– Что у вас украли? – спросил я.

Валерий Петрович, словно забыв, что именно у него украли, обвел взглядом комнату.

– Этого я еще окончательно не выяснил.

– Деньги на месте?

– К счастью.

– Где вы их хранили?

Я все еще не мог избавиться от этой скверной привычки – в первую очередь выяснять мотивы поступка. Это осталось от прежнего занятия частным сыском.

– Где я хранил деньги? – переспросил Валерий Петрович, попутно раздумывая, раскрывать мне эту тайну или нет. – Я хранил их в одном из ящиков стола. В бумажнике.

– Стол тоже обыскали?

– Да, все ящики выдвинуты.

– Но деньги тем не менее остались целы?

– Представьте себе, да!

– Значит, вор действовал целенаправленно, но искал не деньги, – произнес я, вздохнул и, поворачиваясь, чтобы уйти, добавил: – Пишите заявление в милицию, освобождайте номер. Я готов вернуть вам все по квитанции.

– О! Какое благородство! Господин директор готов вернуть мне вшивые четыреста долларов и торопит с написанием заявления. Железная выдержка! Знаете… э-э-э, забыл, как вас звать… меня просто бесит, с какой покорностью вы ставите крест на своем бизнесе. Вы хоть бы для приличия посочувствовали мне и попросили тихо замять дело.

Вот чего ему не хватало! Его раздражало мое равнодушие. Он ожидал увидеть, как я буду слезно умолять его не поднимать шум, как кинусь собирать раскиданные по полу вещи, как громогласно объявлю выговоры и лишу премий всех своих сотрудников, и моя индифферентность возмутила его больше, чем сам факт обыска в номере.

Я пожал плечами, мол, ничем не могу помочь, и прошел между Мариной и Сашкой, стоящими по разным сторонам коридора с тревожными, как у пограничных собак, глазами.

Не успел я закрыть за собой дверь кабинета и рухнуть в кресло, как ко мне постучались.

– Меня нет! – рявкнул я, прикрывая глаза ладонью, словно дверь должна была разорваться ослепительным пламенем.

Тот, кто стучался, не поверил, тихо приоткрыл дверь, и в образовавшейся щели я увидел конопатый нос Марины.

– Что тебе? – спросил я более сдержанно и только сейчас понял, что готов портить отношения с кем угодно, но только не с ней. С этого едва намечающегося угодничества, должно быть, и начинается рождаться страх.

– Вы позволите мне зайти? – спросила она, сверкая глазками и сдерживая проблеск улыбки. По ее лицу я понял, что она намерена вязать из меня веревки.

Я промолчал. Марина кошкой скользнула в кабинет и тихо прикрыла за собой дверь.

– Лучше будет, если отчим не узнает, что я была у вас, – сказала она, подходя к окну и глядя вниз.

– Кто не узнает? – не понял я.

Марина рассматривала груды старой радиоаппаратуры, запыленные поделки из ракушек рапанов, стоящие на полках, акварели с причудливыми морскими пейзажами и безобразных чудовищ, сплетенных из пеньковой веревки.

– Это вы все сами сделали? – спросила она, снимая с полки отполированную корягу из можжевельника, напоминающую подсвечник.

Я терпел. Марина вовсе не интересовалась игрушками, она хотела показать, что хозяйка положения – она и потому может вести себя так, как ей хочется.

– Мне вас жалко, – произнесла она, возвращая подсвечник на место и поворачиваясь лицом ко мне. – Такие неприятности в один день! Бог, должно быть, решил испытать вас… А это правда, что если Валерий Петрович напишет заявление в милицию, то вашу гостиницу могут закрыть?

– Ты видела, что вещей в номере молодоженов нет?! – взорвался я. – Видела?! Еще вопросы есть?! Что ты от меня еще хочешь?