Мой брат якудза - Яков Раз

Девять вечера. Мы вышли из восточного выхода станции Синдзюку на большую и шумную площадь, заполненную модно одетой молодежью. Огромный видеоэкран на всю стену здания «Арта» показывает сцены о начале прекрасной дружбы из фильма «Касабланка». Мы спускаемся по переулкам и попадаем на огромную и широкую улицу Ясукуни. Реки машин, ламп, разноцветных вывесок и людей, входящих и выходящих из многочисленных забегаловок.

Проходим под вывеской «Кабуки-чо». Вокруг горят светящиеся, сверкающие, переливающиеся и мигающие вывески с зазывающими иероглифами красных, синих, желтых, фиолетовых и зеленых цветов. А также флуоресцентные изображения старика из Кентукки, гигантских крабов, клоунов, голландских ветряных мельниц. Через дорогу начинаются маленькие переулки, словно разноцветные световые туннели из флуоресцента, сквозь которые видны продавцы игрушек и всевозможные картинки. Вокруг многочисленные бары, изакайя[13], ночные клубы («Первый напиток бесплатно, девочка бесплатно, заходите, заходите!»), клубы с девушками по сопровождению, клубы для мужчин и для женщин, музыкальные клубы, маленькие театры, маленькие кинотеатры, секс-шопы («Кабинки для подглядываний, потрясающие приспособления, заходи, онисан[14], братишка, заходи!»), стриптиз-клубы («Классные девочки из Таиланда, Филиппин, Камбоджи, Америки, Индии, Африки! Заходи, девчонка, заходи, парнишка. Заходите! Лайф шоу! Лайф шоу! Африканец и японка!»). И еще там есть сотни маленьких входов, обещающих всевозможные прелести для всех возрастов и вкусов. «Клуб трансвеститов», «Клуб прикосновений», «Клуб поцелуев». И бессменный чемпион всех клубов — «Массажный клуб» или «Мыльный клуб». Фотографии на витринах свидетельствуют о тщательности отбора девушек, чтобы клиент знал, куда он заходит и кто его обслужит: старшеклассница, студентка, домохозяйка или европейская женщина. Здесь же находится клуб Хаякавы — в прошлом якудза, а теперь музыканта, который ходит по больницам и домам престарелых по всей Японии, где поет песни собственного сочинения, дабы замолить свои грехи.

Люди приостанавливаются, принюхиваются, и, словно ювелиры, разглядывают фотографии. Порой исчезают в маленьком входе. Другие выходят, однако без выражения удовлетворения на лице. Сутенер-филиппинец пальцами в золотых перстнях пересчитывает деньги, полученные от девочек. Повсюду молодчики с угрожающим видом, коротко остриженными волосами и вальяжной походкой. Некоторые в темных очках, даже ночью. Они здесь хозяева — якудза.

Мы идем на восток до маленького переулка, по диагонали уходящего на юго-восток. Проходим по этому переулку, по аллеям, усаженным деревьями гинкго, пока не натыкаемся на маленький и странный район. Четыре-пять очень узких улочек. По периметру — маленькие вывески и закрытые двери. Все дома двухэтажные. Люди входят и выходят через узенькие двери. Когда одна из таких дверей открывается, можно разглядеть маленький прилавок, рядом с которым расположены места на пять-шесть человек и, может, еще один или два столика. Тусклый свет и дружелюбного вида люди по обе стороны прилавка. Быть может, пригласят тебя войти, а может, и скрестят руки в знак отказа. Вы ведь иностранец, гайдзин, не так ли? — уточняют они. Рядом с дверью на первый этаж есть еще одна дверь, ведущая на второй. Там, наверху, место, напоминающее первый этаж. Пошатывающиеся люди, от которых разит саке, виски или пивом, время от времени выходят из дверей.

Мы доходим до маленькой двери с надписью «Мурасаки». На входе стоит здоровяк в темных очках, белых брюках и разноцветной шелковой рубашке навыпуск. Он обнимает себя огромными ручищами, рассматривает нас и кивает головой в мою сторону. Юки отвечает ему кивком. Неужели это место, в которое ходит Юки?

Заходим в темное помещение, освещенное красноватым светом. Нас встречает Хирано, человек с глубоко посаженными глазами и длинными, достающими до бедер, собранными сзади волосами. На вид ему около шестидесяти. Его глаза сияют. Он усердно работает за прилавком: режет, жарит, готовит, разливает, вытирает руки, улыбается, смеется, успокаивает, напевает, добавляет приправ, перемешивает, кричит, вытирает прилавок, открывает бутылки, готовит соусы и т. д.

По стенам расклеены плакаты старых кинолент. Мягкая графика фиолетово-красных оттенков, мягко-грубые взгляды Кларка Гейбла, Морин О'Хары, Фреда Астера, Вивьен Ли, Мэрилин Монро, много Чарли Чаплина, Хамфри Богарта, Мориса Шевалье, Джины Келли. И опять фотографии Чаплина.

У прилавка несколько человек говорят громкими голосами, смеются. Маленькие блюда шустро появляются из миниатюрной кухоньки, где Хирано творит чудеса. В темном углу сидит девушка в оранжевом платье, у нее на глазах темные очки в оранжевой оправе. Она курит, и в розовой пепельнице на малюсеньком столике лежат несколько окурков сигарет с отпечатками губной помады оранжевого цвета. Я замечаю ее молниеносный взгляд, адресованный Юки. Онь — из тех, что недопустимы, запрещенный взгляд. Что это значит?

Юки представляет меня Хирано. Тот улыбается, и его глаза превращаются в полумесяцы. Он отвешивает глубокий поклон, и не успеваем мы присесть к прилавку, как там уже стоят выпивка и множество маленьких тарелочек прямоугольной, округлой, квадратной, ромбовидной и треугольной формы с разнообразными, неизвестными мне закусками.

И тогда, во время моего первого посещения «Мурасаки», и позже Хирано рассказывает мне про Голден Гай:

— Пройдитесь по Голден Гай и позаглядывайте в здешние халупы. Там вы обнаружите людей из кинематографа, писателей, простых людей, газетчиков и людей из якудза…

— В этой путанице переулков шириной в три-четыре шага вы найдете около сотни маленьких забегаловок — номия, в которых едят и выпивают около десяти человек. Каждое из этих мест содержится человеком очень необычным…

— Влиятельные в Токио семьи якудза делят власть в районах Синдзюку-ни-чомэ и Кабуки-чо, что по соседству с Голден Гай. Якудза заглядывают сюда, в эти маленькие забегаловки, чтобы выпить и отдохнуть. Тень их присутствия очень заметна, однако здесь они пока не верховодят. Настали тяжелые времена, и мы не знаем, как будет дальше, но пока здесь нейтральная территория. Тяжело властвовать над одержимыми, каковыми являются хозяева забегаловок на Голден Гай. Но даже якудза здесь могут расслабиться…

— После войны здесь был черный рынок и крутилось очень много людей из якудза и американских военных. Они сотрудничали. Здесь, в этом самом переулке, я видел, как американские офицеры раздают оружие боссам из якудза, чтобы те проучили банды китайцев и корейцев, жаждущих отомстить японцам. В те времена было тяжело, люди питались кореньями. Якудза тогда очень разрослась и превратилась в сильную армию. Может быть, Голден Гай и появился здесь из-за близости к обломкам тех довоенных забегаловок, руинам замечательной древней культуры. Ах! Вы бы это видели! Были там и художники, и рассказчики, и якудза былых времен. Люди, воспевающие изначальные ценности якудза, ведущие дискуссии о политике и литературе. Люди из тех, что мочатся на правительство. Здесь собирались сутенеры, проститутки и мелкие предприниматели, очумевшие после великой войны. Они и начали здесь «Мидзу сёбай».