Только по любви - Дженнифер Блейк

На мгновение она почувствовала, что лишилась этой поддержки. Она обернулась, чтобы посмотреть туда, где стоял Грейдон.

Его там больше не было. Пыхтя и ругаясь под нос, он удалялся вниз по лестнице, вымещая на ступеньках ярость.

— Пойдемте, — сказал Брэсфорд, провожая ее назад к комнате, быстро коснувшись ее спины, — позвольте мне взглянуть на ваш палец.

Она пошла с ним. Что еще она должна была делать? Ее воля, казалось, странным образом находилась в состоянии неопределенности. Ее палец пронзила невыносимая боль, которая распространилась вверх по руке до локтя, из-за чего она чувствовала себя немного больной и еле держалась на ногах. Более того, у нее не было ни малейшего желания встречаться с Грейдоном прямо сейчас. Он будет винить ее за унижение от руки Брэсфорда, и кто знает, на что он способен, чтобы успокоить уязвленное самолюбие.

Лицо Брэсфорда было мрачным, когда он закрыл дверь в комнату. Он указал на табурет рядом с догорающим огнем. Она подошла и села, он последовал за ней, подтащив железный канделябр поближе, прежде чем встать на одно колено перед ней. Они встретились взглядом на долгое мгновение. Затем он потянулся, чтобы взять ее раненую руку в свою и осторожно положить ее вверх ладонью на свое согнутое колено.

Странное ощущение, словно маленький всплеск искр от упавшей в костер ветки, пробежало по ее нервам до плеча и вниз по спине. Она задрожала, ее рука затрепетала в его руке, но она отказалась это признавать. Вместо этого она сконцентрировалась на его лице, которое находилось так близко. Две линии пролегли между густыми бровями, когда он нахмурился, а черная бахрома ресниц скрыла его выражение лица. Небольшой шрам пересекал одну скулу, и корни его бороды проложили сине-черную тень под гладко выбритой кожей. Почему-то она начала задыхаться, и чтобы восстановиться дыхание, вдохнула медленно и глубоко.

Он не смотрел вверх, а изучал ее мизинец, осторожно прикасаясь к углу перелома и нащупывая место, где кость была сломана. Он крепко сжал ее запястье свободной рукой, обхватил поврежденный участок большим и указательным пальцем, схватив изящный, изогнутый пальчик, плавно и сильно дернул.

Она вскрикнула, упав вперед из-за внезапной слабости, так что ее голова оказалась на его широком плече. Тошнота подступила к горлу, и она с трудом сглотнула, часто дыша. Она слышала, как он шептал ей в волосы какие-то слова, которые она не могла разобрать, слышала, как он бормотал ее имя.

— Простите меня, прошу вас, — сказал он немного громче, хотя его голос был спокойным и немного хриплым. — Я бы не причинил вам боль и за златые горы. Это было необходимо, иначе ваш бедный палец навсегда бы остался изогнутым.

Она пошевелилась и отодвинулась, чтобы посмотреть на их соединенные руки. Медленно он ослабил хватку. Ее мизинец больше не имел изгиба и снова был прямым.

— Вы... — начала она, затем остановилась, не в силах сообразить, что хотела сказать.

— Я хуже дьявола, я знаю, но было жаль, что такие изящные, аристократические пальчики должны выглядеть несовершенными.

Она этого не отрицала, даже была благодарна в некоторой степени. Она не могла простить того, что это было сделано без предупреждения. Ей снова не предоставили выбора.

Он не стал дожидаться ее ответа, а повернулся, чтобы осмотреть тростник, который покрывал пол за ним. Выбрав одну ветку, он быстрым щелчком разломил ее стебель вдоль на две равные части, приложил их с каждой стороны пальца, а затем без всяких церемоний потянулся, чтобы развязать шелковую ленту, которая держала разрезной рукав над ее левым локтем. Вытащив блестящую полоску, он быстро обернул ее вокруг импровизированной шины.

Изабель смотрела на его склоненную голову, пока он работал; взгляд перебегал с широких плеч на бронзовую кожу на тыльной стороне шеи, там, где волнистая темнота волос падала вперед; с его проворных пальцев, которые действовали так умело, на сосредоточенное выражение лица. Его лицо золотил свет от свечей, загорелая кожа отливала медью и бронзой, скулы были высечены из золотых тонов, а тени, отбрасываемые на щеки ресницами, контрастно выделялись на их фоне глубоким черным цветом.

Странное горячее осознание поднялось в ней, пронизывающее ощущение ее реакции на его прикосновение, присущей ему силы, его чисто мужского присутствия. Они были совершенно одни здесь, в комнате, в сгущающейся темноте, которая давила на толстое оконное стекло, и только единственный ряд угасающих свечей давал свет. У нее не было защиты против того, что бы он ни сделал с ней в ближайшие несколько минут, и никаких ожиданий насчет предупредительности его рук.

Муж, он уже был ее мужем по церковному праву со всеми привилегиями, которые прилагались. Будет ли он нежным, овладевая ею? Или он будет грубым и возьмет ее со всеми церемониями оленя, покрывающего лань? Ее желудок сжался, когда расплавленная волна прокатилась вниз по телу. Дрожь, неконтролируемая по своей силе, пронзила ее.

Брэсфорд посмотрел вверх, когда эта дрожь достигла пальцев, которые он держал:

— Я причинил вам боль?

— Нет, нет, — еле выговорила она сдавленным голосом. — Я просто... Я должна поблагодарить вас за то, что пришли мне на помощь. Как удачно вы оказались рядом.

— Удача здесь ни при чем, — ответил он, опуская взгляд на маленький, плоский узел, который завязывал на ленте. — Я шел, чтобы проводить вас в зал.

— Правда? — Ее удивление быстро прошло. — Предполагаю, вы чувствовали, что мы должны войти вместе.

— Я подумал, что вы, возможно, предпочтете выйти к компании не одна. Поскольку среди присутствующих не будет другой леди или хозяйки дома, чтобы вы чувствовали себя комфортно, то... — Он поднял широкое плечо.

— Это было любезно с вашей стороны. — Она помолчала, затем продолжила: — Хотя это так странно, что больше не присутствует женщин моего положения.

— У меня нет семьи, — сказал он, и в его голосе появились жесткие нотки. — Я внебрачный сын служанки, которая умерла при родах. Мой отец был хозяином Брэсфорда, но признал меня только в том, что дал мне образование, чтобы я занял пост его управляющего. Это было до того, как несколько его поместий, включая Брэсфорд, были конфискованы, когда он был лишен прав состояния как предатель.

Изабель заинтересованно наклонила голову набок:

— Предатель при каком короле, могу я спросить?

— При Эдуарде IV. Мой отец был верноподданным старого короля Генриха VI и погиб вместе с двумя моими сводными братьями, двумя из трех его законных наследников, пытаясь восстановить его на престоле.

— Вы пошли по его стопам, поддерживая Ланкастеров? — Она должна была знать такие вещи, но едва слушала что-либо, сказанное о ее женихе, так как известие о том, что она должна выйти замуж, привело ее в отчаяние.

— Эдуард отрубил голову моему отцу и выставил ее на Тауэр-ском мосту. Должен ли я был любить его за это? Кроме того, он был узурпатором, регентом, который слишком пристрастился к власти, заняв место своего дяди, когда тот стал праведным безумцем.