Метро 2033. Дворец для рабов - Светлана Алексеевна Кузнецова

– Пошел вон, – устало проведя по векам ладонями, проговорил Колодезов. – И больше я с тобой говорить на данные темы не желаю.

Тим вышел от него злее злющего, и совесть за скорее всего несправедливые обвинения его нисколько не мучила. Не важным стало и все хорошее, виденное от дядьки, и сказки, рассказанные в детстве, и книги, которые тот доставал, стоило Тиму научиться читать. И то, что во время редких, но тяжелых простуд парня Колодезов всегда оставался рядом, предпочитая работать дома и в своем кабинете даже не показываясь. Минули те времена, как ушли и детские годы.

В Москву следовало идти, но как осуществить вылазку, Тим пока не представлял. Тридцать километров – не ахти какое расстояние, но и не шутка, а по дороге неясно, что и кто встретится и насколько окажется опасен. Уходить одному – верная смерть, но говорить с кем бы то ни было Тим пока не решался. Друзья у него имелись, и было их немало, но кому из них можно довериться – вопрос отдельный, да и не хотел он подставлять их под гнев Колодезова. Это на родственника у того рука не поднимется, а на кого-нибудь другого – вполне.

Если бы Родька не получил тот укус, Тим позвал бы его, не раздумывая. Однако теперь приятелю восстанавливаться не один месяц. Данька скорее всего пойдет, но уводить пусть пока еще и неопытного, но врача – подвергать поселок ненужному риску: медицинский персонал, хоть и неквалифицированный, ценился на вес золота (глупое сравнение по нынешним временам, в которые былые сокровища потеряли свою ценность, но Тим к нему слишком привык). Хотя… отыщи они москвичей и наладь с ними контакт, Данька окажется незаменим. Кто же еще сможет разобраться в лекарственных препаратах, которые кровь из носу нужны в поселке? Корешки и листочки – вовсе не панацея от всех болезней, тем паче на самом деле неизвестно, не аукнется ли подобная медицина в будущем, через поколение-другое, например. Кто знает, вдруг попьет-попьет чаек какая-нибудь девица, а потом и родит очередного Витаса, который мужик, конечно, хороший и поадекватнее многих будет, но с причудами и шестипалый, не говоря о прочей внешности. Кроме Даньки, оставался Макс, но тот всегда был себе на уме, авантюры не жаловал и без особой нужды обычно не рисковал. Еще Женьку придется ввести в курс дела, иначе кто ж выпустит их из бункера в ночь глухую?

Имелся у Тима еще один очень хороший друг. К которому он, сказать честно, не знал как относиться: однозначно тепло и с уважением, но хотелось и большего. С детства Аленка носилась с ними по всему бункеру, забросив чисто девчачьи забавы и игры, откровенно зевая, когда ее втягивали в разговоры одноклассницы. В подростковом возрасте она не интересовалась, чем бы намазать лицо вместо ушедшей в небытие косметики, чтобы непременно понравиться всем лицам мужского пола вокруг. Вместо этого девушка по десять раз на дню преодолевала полосу препятствий и стреляла по мишеням из всего, что только способно выстрелить. Сейчас Аленка возглавляла одну из групп, патрулирующих поселок, исследующих ближние подступы к лесу и прикрывающих сбор растений у болота. Поговорить с ней можно было обо всем на свете, даже о вещах стыдных и мужчине якобы не полагающихся. Когда в шестнадцать лет Тим вдрызг разругался с дядькой, то предпочел плакать именно на хрупком девичьем плече, а не изливать душу друзьям. И в отличие от них, уже строивших «хитроумные» планы подвигов или побега, Аленка единственная нашла аргументы для «иди и помирись» и даже насоветовала много нужного. Порой казалось, она никого и ничего не боится. Однако точно так же, как Тим был уверен, что в любой момент пойдет с Аленкой в разведку и доверит прикрывать спину, он знал, что в Москву ее не позовет. Ведь Колодезов может оказаться прав насчет каннибалов, а то и кого похуже, да и по пути может приключиться всякое.

За дверью послышались осторожные шаги. Колодезов дожил до пятидесяти восьми лет и не имел ни малейших проблем со здоровьем, был он грузен и, можно сказать, монолитен – весь словно выточенный из камня, с тяжеленным взглядом грязно-серых глаз. Однако при этом перемещался он практически бесшумно и с легкостью, которой завидовали все, в том числе и Тим. Стараясь не слишком шуметь, парень поспешил добраться до «постели», которой служили ему старые ящики с кинутым поверх них спальным мешком. Успел вовремя, прикрыл глаза и постарался успокоить сбившееся дыхание.

Бункер был не настолько вместительным, как хотелось бы, и обеспечить отдельным жильем всех желающих не мог. В больших залах народ давно установил перегородки, а то и палатки: по одной на семью. Тим же всегда пользовался привилегированным положением родственника главы. В этом смысле спасибо следовало сказать Колодезову, обеспокоившемуся тем, чтобы у племянника наличествовал свой отдельный уголок, начиная с самого раннего детства. То ли дядька действительно заботился о благе последнего, то ли попросту делал как удобнее самому: обретающийся неподалеку Тим лишний раз не мозолил глаза.

Парню потребовалась вся выдержка: он не хотел ни выдать себя, ни подглядывать. Из-под двери, отделяющей комнату от коридора, жизнь в котором не затихала и глубокой ночью, лился белый свет. Его вполне хватало, чтобы не наталкиваться на мебель, и фигуру Колодезова вполне удалось бы разглядеть, пусть и не подробно. Вот только смысл? Тим представил, как тот открывает дверь, входит, стоит над ним и молча смотрит, размышляя о чем-то своем. Сюжет для очередного кошмара, да и только! И очень хочется поежиться, сбросить этот взгляд, открыть глаза и спросить: «Чего надо?» Но Тим предпочитает просто ждать.

Раздалось цоканье когтей по бетонному полу, щель – входя, Колодезов прикрыл дверь неплотно – стала шире, и в нее протиснулся Лорд. В холке он достигал середины бедра Тима, обладал головой бультерьера, пушистым мехом и окрасом лайки, а потому не боялся холодов и если вцеплялся во врага, то не выпускал, пока в том теплилась жизнь. А еще он улыбался, несмотря на то что все, кроме Тима, называли его улыбку оскалом, временами прибавляя слово «злобный», и мог выслушать, доверительно положив морду на колени и участливо смотря в глаза, если становилось уж совсем не по себе.

Наконец Колодезов развернулся и вышел. Дверь закрывать он не стал и звать собаку – тоже. Тим приоткрыл один глаз, высвободил руку и потрепал Лорда по шее. Пес вздохнул и, рухнув рядом, придавил тяжелым теплым боком, задышав куда-то в подмышку.

Сон накатил очень быстро и в этот раз без каких бы то ни было сновидений-ассоциаций и непрошеных воспоминаний. Лорд одинаково хорошо защищал и от монстров материальных, и от порождений страшных снов.

Утром пришлось быстро собираться и, отложив завтрак на потом, спешно выдвигаться к болоту, куда еще до рассвета ушла Аленка со своей группой и Витасом.

Инвалида, а вернее, мутанта, что по нынешним временам одно и то же, Тим увидел первым. Бойцы рассредоточились на расстоянии до пятисот метров и на глаза не показывались. Они здесь находились для охраны и прикрытия. Витас же сидел на корточках возле кромки воды и вглядывался в туман. Тот не развеивался над болотом никогда: ни днем, ни ночью, ни летом, ни даже в самые суровые зимы. Учителя рассказывали, будто раньше под Москвой точно не было таких болот, чтобы в них удалось завязнуть и утонуть. Конечно, при должном желании и в стакане захлебнуться можно, но после катастрофы ничем не примечательное заболоченное озерцо близ бункера разрослось, раздалось вширь, обступая поселок с трех сторон и защищая от леса и волкодлаков, лезущих и лезущих из чащобы. Оно обзавелось трясиной, способной поглотить добычу в считаные секунды. Раньше болото считалось мертвым в отношении всякой опасной пакости и даже полезным: дополнительный охранный рубеж против тварей и источник мутировавших, как и все на свете, но вроде бы безвредных растений, приспособленных поселянами для чая и приправ. Но в последнее время ситуация изменилась.