Золото Советского Союза: назад в 1975 - Сергей Майоров

уходящие в никуда следы. И тут эта допотопная хрень взревела мотором и начала разворачиваться с явным намерением продолжить путь.

— Стой! — заорал я. — Вы слепые что ли, шары разуйте, человек бежит!

Попытался свистнуть, но получилось не с первого раза. Ну ещё бы, зубов в этом рту поболее моего, и натыканы они во всех мыслимых местах. Наконец, свист, достойный соловья-разбойника пробился на волю, и вселенная для разнообразия меня услышала. Вездеход остановился, открылись двери сразу с двух сторон, и из них вышли люди. Ну слава тебе, господи, хоть не гуманоиды.

Они что-то кричали и призывно махали руками, а я бежать уже не мог, поэтому ковылял, одновременно рассматривая встречающих. Одеты как бомжи. Как я. Заросшие бородами и волосами. Но вроде нормальные. Затормошили, загомонили разом.

— Ты откуда тут взялся? — с весёлым изумлением спрашивал высокий бородатый мужик.

— На Патомский кратер ходил, — честно ответил я.

А что ещё отвечать? Врать? Зачем? Да и не представляю я, что можно соврать.

— Куда?

— На кратер, тут недалеко.

— Первый раз слышу. И что, вот так, с пустыми руками ходил, один?

— Я с друзьями был. А там… не знаю, что случилось. Газ какой-то или что. Потерялись мы с ними. И пожар ещё этот. Всё сгорело, ни палатки, ни рюкзаков.

— Так. Подожди-ка, тебя как звать?

— Александр.

— Саша, давай подробнее, — нахмурились люди. — Сколько вас было, когда и где последний раз виделись. И что за пожар?

— Ребята, ну чего вы накинулись на человека. Не видите, он в шоковом состоянии. Может голодный, может болит чего, — вступилась девушка, до сих пор молчавшая.

Спасительница. Голодный и болит. Ногу стёр.

— Есть хочешь? — спросила она, вклинившись между мужиков.

— Хочу.

— Ну вот, видите. Доставайте припасы, накормим сперва мальчика, потом допрашивать будете.

Что значит, мальчика? Да я ей в отцы гожусь.

— Почему ты сказала, мальчика? — прямо спросил я. И затаил дыхание, в ожидании ответа.

— Ну прости. Я вроде как постарше. А ты в школе ещё учишься, наверное?

Сердце ухнуло в прорубь.

— Сколько мне лет, по-твоему?

— Ну… шестнадцать? — улыбнулась она.

Шестнадцать?! Млять! Ничего не кончилось. Я по-прежнему в сиреневых глюках. И это не настоящие люди. Это плод моего воображения, как и всё остальное.

— Эй, ты чего? — посерьёзнела она, видя как меня перекосило. — Давай-ка мы тебя умоем, ты весь в саже, и осмотрим, не ранен ли.

— Люся, мы и так задержались. К вечеру надо вернуться, — окликнул водила.

— Имей совесть, Вася. Тут реб… человеку плохо, у него беда. Это не по-комсомольски.

Мне выдали шмат солёного сала, даже скорее мяса с тонкой прослойкой сала, каменные галеты, плеснули в крышку от термоса горячего сладкого чая. Я во все глаза смотрел на этот термос, на промасленную обёрточную бумагу, из которой достали мясо, на эмалированную кружку. И на галеты, которые где-то глубоко в подсознании ассоциировались с детсадом. Чтобы добить, развернули кулёк из обёрточной бумаги, а в нём были слипшиеся подушечки конфет. Орехово-соевые, — вспомнил я.

Водитель Вася с досады решил закурить. Он достал из кармана пачку «Беломорканала», выбил щелчком папиросу и схватил её зубами.

— Ты давай ешь, боец, и рассказывай, что случилось, — напомнил он, прикуривая. Спичками.

Кажется, я понял, в какую степь ушли мои глюки. Но почему СССР? Не сказать, чтобы я был ярым фанатом тех времён. Впрочем, хорошо, что не котёл со смолой. А то ведь на рай я вряд ли заработал, а после трупа какая ещё альтернатива? Ладно, смотрим мультики дальше. В принципе, почему бы не поностальгировать.

— Ты слышишь? Товарищи, он всё-таки не в порядке, — тревожно сообщил мужской голос.

— А? Я тут. Сейчас соображу. Нас было трое, мы дошли…

— Подожди, ты был с ребятами в походе?

— Ну… да. Только не с ребятами — с мужиками.

— Как зовут, сколько лет? Они продержатся в тайге? Доберёмся до партии, по рации сообщим. Приметы вспомни.

— Лёха Валов и Макарыч, Муханов Владимир Макарыч. Лёхе пятьдесят два, Вовке пятьдесят один. Приметы…

— Погоди. Приметы радисту скажешь. А как вы сюда добрались? Далековато от ближайшего посёлка.

— На машине приехали до Кизина, дальше пешком.

— Что за машина?

— УАЗ.

— Ого! Ну вот, уже кое-что. Теперь о том, что и как случилось. Вы искали кратер?

— Да, Патомский кратер.

— Нашли?

— Нашли, что б ему пусто было. Палатку быстренько внизу поставили, даже чаю попили. И решили до темноты на разведку сходить. Начали подниматься. И тут…

— Ну-ну?

— Не знаю я, что дальше. Мужики вперёд ушли, а я вижу, солнце уже садится. А потом… гроза прямо надо мной. Упал, потерял сознание, очнулся…

«Закрытый перелом», — подсказал внутренний голос.

«Пошёл в жопу», — заткнул я его. Вид собственного трупа опять встал перед глазами как живой. Нет, нифига не живой. Мёртвый. Взгляд остекленевший. Бр-р!

— Очнулся, уже утро. И никого. И лагерь сгорел. Всё черным-черно.

— А показать сможешь это место?

— Я вам даже точные координаты скажу.

— Ого! Молодец! Диктуй.

И я сказал, потому как запомнил их ещё дома, а в пути они вдолбились намертво.

Потом мы тряслись на этом чуде враждебной техники, и я осознал, что настоящие танки реально не боятся грязи. Мы пёрли через подлесок, легко подминая всё, что встречалось на пути. Больших деревьев тут не росло, разве что горелые остовы с бог знает каких времён. Остальное — чахлые лиственницы, карельские берёзы, тонкие осины и какие-то кустарники. И много-много мха. Лесотундра. Один недостаток у вездехода — амортизации ноль. Так что швыряло нас безбожно, знай держись. Ну и не поговоришь, кричать разве что.

Тем не менее, мой молодой организм спокойно уснул под этот скрежет, гул и болтанку, и благополучно продрых до самой базы геологов. Прибыли уже в потёмках, и меня попытались сплавить начальнику партии, но тот махнул рукой и побежал пинать народ на разгрузку какого-то ценного оборудования, на котором я так сладко спал в пути.

Спасибо доброй девушке Люсе, которая взяла надо мной опеку и повела кормить в некое подобие кухни, которое заключалось в навесе, примыкающем к скальнику, а внутри был очаг и большой стол, слишком высокий относительно брёвен, служивших лавками.

Мне выдали миску гречки, щедро сдобренной тушёнкой,