Змея за пазухой - Виталий Гладкий

Альберт набрал код цифрового замка на калитке, она отворилась с мелодичным звоном, и они направились к нужному подъезду (их было два). На удивление, консьержка в доме отсутствовала. Зато им пришлось преодолеть две металлические двери, прежде чем они добрались до лифта; первая имела такой же цифровой замок, как и калитка, а чтобы открыть вторую, нужно было, кроме цифрового кода, еще воспользоваться и электронным ключом.

«Войти в подъезд случайному человеку очень непросто, — отметил про себя Никита. — Если не сказать невозможно. Что подтверждает официальную версию следствия — произошло банальное самоубийство. Конечно, киллера могли впустить жильцы, но тогда нужно искать среди них пособника. Что тоже маловероятно».

— Вам на двенадцатый этаж, — сухо сказал Альберт, вызывая лифт. — Вас там ждут.

— Понял. Спасибо, — таким же тоном ответил Никита.

Их глаза встретились, но Никита даже не мигнул, смотрел на Альберта словно сытый удав — холодно и отрешенно. Он еще не разобрался до конца, что за птица начальник охраны Колосковых, поэтому любые эмоции исключались.

Первым отвел взгляд в сторону Альберт; видимо, он давно не встречал достойного противника. Хотя почему противника? По идее, он должен быть первым помощником Никите. Ведь завалили его хозяина (если это и впрямь так). А значит, Альберт должен быть кровно заинтересован в раскрытии преступления.

Тем не менее особого рвения он не выказывал. Казалось, ему все безразлично, хотя Полина — в этом Никита совершенно не сомневался; такие вещи начальник охраны должен знать в обязательном порядке — конечно же рассказала ему, кем является его пассажир и чем он будет заниматься.

Его встретили не охранники с ключом от квартиры, как можно было предполагать, а сама Полина. Видимо, Альберт позвонил ей с мобильного. С сильно побледневшим лицом, она стояла у открытой двери (сейфового типа, с двумя замками и засовом) и судорожно комкала в руках носовой платок. Видно было, что Полина плакала, и скорее всего навзрыд, но дорогая тушь на ресницах выдержала это испытание и не поплыла черными ручейками по щекам.

Неужели она и впрямь сильно любила Олега? А что, если это ее очередная театральная реприза? Никита еще с детдомовских времен знал, что Принцесса — большая притворщица. Что, если именно она впустила киллера в квартиру? Ведь получить полную свободу действий и кучу денег в придачу — мечта многих замужних женщин.

Кто знает, как Олег с ней обращался. Принимая во внимание его жесткий — даже жестокий — характер (в лихие девяностые прекраснодушные бизнесмены просто не выживали), можно было с уверенностью сказать, что скандалы в семье Колосковых случались. Вопрос лишь заключался в том, как часто и не давал ли Олег волю рукам.

Но если Полина замешана в убийстве мужа, то зачем тогда она пришла к нему с просьбой разобраться в этом деле? Зачем, зачем… А затем, что Олег написал письмо. Она ведь не могла знать, связывался ли с ним Олег незадолго до своей смерти или нет. Было бы странно с ее стороны не среагировать на «завещание» мужа. Странно и подозрительно.

— Входи… — тихо сказала Полина, круто развернулась и заскочила в прихожую, а затем и в ванную.

Сначала из ванной доносился тихий, приглушенный плач, а затем шум текущей воды — видимо, Полина приводила себя в порядок. Ох уж эти женщины… Никита вспомнил статью в газете, в которой рассказывалось об одной известной актрисе, которая в очень преклонном возрасте не укладывалась спать, не сделав макияжа и не накрасив губы. Когда ее спрашивали, зачем она это делает, актриса отвечала: «Я хочу хорошо выглядеть и в гробу».

Никита аккуратно притворил дверь, которая закрылась с мягким всхлипом — точь-в-точь как дверка «мерседеса» представительского класса, и попробовал засов. Он был прочным, массивным, но ходил в пазах легко и свободно. Никита присмотрелся и увидел, что засов недавно смазывали, да так щедро, что несколько капель смазки — скорее всего машинного масла — упали на пол.

— После… м-м-м… смерти Олега квартиру убирали? — спросил Никита, когда Полина наконец вышла из ванной, лишь бы сказать что-то умное; ведь он теперь, как ни крути, а «при исполнении».

Теперь ее лицо выглядело как на картинке: легкий румянец, чистая, слегка припудренная кожа и широко распахнутые глаза, в которых не было и намека на горе и недавние слезы. Да уж, подумал Никита, мужчины выглядят как могут, а женщины — как хотят. Удивительная метаморфоза…

— Нет, — ответила Полина. — Не до того было.

— А кто вообще здесь убирался?

— Олег приглашал уборщицу из офиса. Но она занималась уборкой только в его присутствии и не очень часто — обычно раз в неделю.

— У уборщицы были ключи от квартиры?

— Насколько мне известно — нет.

— А в тот день она убирала?

— Нет.

— Это точно?

— Точнее не бывает. Она работала в офисе допоздна, потом за ней заехал зять, как доложила охрана, и отвез домой.

— В котором часу Олег… умер?

— Уборщица еще была в офисе, если ты об этом. Так что у нее стопроцентное алиби. Судмедэксперт дал заключение, что Олега не стало в пятницу, около семи вечера.

— М-да… — Никита сумрачно посмотрел на Полину. — А в котором часу он подъехал к дому?

— Альберт сказал, что в половине третьего. Он проводил его до самой квартиры. Была пятница, а в этот день Олег обычно уходил из офиса пораньше.

— Почему?

— Чтобы поработать над планом мероприятий на следующую неделю. Он не хотел отнимать ни у себя, ни у нас с Настей выходные дни. Мы и так его редко видели. Уезжал он из дому рано, а приезжал — когда мы уже спали. А еще различные деловые поездки… Олег очень скучал по Насте. И она в нем души не чаяла. Как теперь будет… — Полина прикусила нижнюю губу, чтобы вновь не расплакаться.

— Я хотел бы осмотреть квартиру.

— Смотри, — ответила Полина и скрылась на кухне.

Квартира была пятикомнатной, очень светлой и просторной. Но в ней не чувствовалось обжитости. Даже подписные издания в двух книжных шкафах — еще с тех, старых времен — стояли нетронутые, сверкая первозданной позолотой корешков. Наверное, Олег прикупил это добро по случаю у отъезжающих за границу — для понта. Сам он не был большим любителем чтения художественной литературы.

Дорогая мебель казалась экспонатом выставки — на диванах не было даже привычных подушек-думок, на паркетном полу не наблюдалось ни единой царапинки, а большие напольные часы с боем (Никита даже вздрогнул, когда в гостиной раздалось: «Бомм, бомм…») отставали на сорок две минуты. Видимо, они просто украшали интерьер, а не выполняли присущую им функцию.

Шкафы в спальнях оказались практически пустыми. Только в одном из них лежала стопка чистого постельного белья. А в платьевом шкафу Никита нашел несколько новых рубашек, четыре костюма, с десяток галстуков, носовые платки, спортивные трусы и три пары туфель, из которых только одни были надеванные. Заглянул он и в ванную, чтобы покопаться в бельевой корзине. Но там, кроме ношеной рубашки и носков, ничего не было.