Промежутье - Ребекка К. С. Ансари

– Алисия сказала, что утром была какая-то проблема с водой. Обед не успели приготовить вовремя. Хочешь, вставай с нами. – Зак ухмыльнулся. – Будет железная отмазка, если опоздаешь на физику.

– Не-а, – помотал головой Купер. – У меня своё. – Он показал другу пакет с едой и отвернулся. В пакете был не только заранее приготовленный бутерброд, но и сладости, купленные в автомате. Дома-то их не держали из-за Джесс.

Лавируя между столиками, Купер вдыхал застарелый запах стряпни и антисептика. Свободных мест пока было много: большинство стояло в очереди. Мальчик сел за тот стол, что обычно занимала их компания, и достал из рюкзака еду, блокнот и любимый карандаш, сточенный до жалкого огрызка.

Едва Купер успел написать одно предложение, как над ухом раздался голос:

– Здесь не занято?

Возле столика стоял тот парень из автобуса, новенький. Купер торопливо прикрыл рукой блокнот и глянул на пустые стулья вокруг.

– Ладно, если занято, я пойду.

– Нет… в смысле, свободно.

Парень слегка улыбнулся.

– Можно?

– Садись.

Парень выдвинул стул и представился:

– Гас.

Купер закрыл блокнот.

– А я Купер.

До сих пор у него не было возможности рассмотреть лицо новенького – в школьном автобусе он видел только его затылок. На лбу у Гаса пламенела щедрая россыпь угрей, а во рту поблёскивали брекеты. Их, очевидно, поставили недавно, и мальчик ещё не привык: с трудом шевелил губами.

– Ну… как оно? – неловко спросил Гас.

– Да ничего… нормально, – задумчиво ответил Купер. Когда пауза чересчур затянулась, он добавил: – А ты у нас новенький, да?

– Ага.

– И как тебе?

– Ну так… как-то. – Гас пожал плечами и слегка поморщился.

Купер кивнул, потому что отлично его понял. Всё ужасно, и я не хочу об этом говорить. Лучше было сменить тему:

– А где ты раньше учился?

– В Вестминстере. – Увидев недоумённый взгляд, Гас объяснил: – Это в Оклахоме. Я, вообще-то, там живу. А в Чикаго просто приехал к бабушке. Побуду у неё, пока родители… разбираются в отношениях.

Купер прекрасно знал, что значит «разбираться в отношениях». Хоть бы у предков Гаса получилось лучше, чем у его собственных.

И тут он вспомнил, на какой остановке Гас обычно садился в автобус.

– Постой-ка, – с опаской сказал он. – А кто твоя бабушка?

– Вирджиния Гриммс, – ответил Гас.

Купер не сдержался и застонал. Соседские дети называли её «миссис Грымз». Как-то раз он имел неосторожность потрогать траву у неё на лужайке. Миссис Грымз подскочила к нему, размахивая тростью, и завопила: «По газону не ходить!» Купер сперва даже решил, что она шутит. Неужели обычные люди вот так разговаривают?

Однако миссис Грымз не шутила. На перилах крыльца у неё висела табличка «Посторонним вход воспрещён». В канун Хеллоуина она натягивала у себя поперёк дорожки жёлтую ленту с крупной чёрной надписью «ОСТОРОЖНО». Некоторые соседи специально покупали такую ленту, чтобы сделать из дома «замок с привидениями», но миссис Грымз преграждала дорогу детям, просящим конфеты. Кажется, вредной старухе не приходило в голову, что можно просто выключить в доме свет и не открывать в дверь.

Куперу сразу же стало стыдно за невольный стон, но Гас только рассмеялся: видимо, реакция собеседника его ничуть не удивила.

– Я даже не знал, что у миссис Гриммс есть дети, – сказал Купер. – А уж тем более внуки.

– Ну да, бабушка растила маму одна, дед уже давно умер. Мама твердит, что бабушка добрая, но сама-то от неё сбежала, едва стукнуло восемнадцать, так что… – он скривился ещё сильней, чем Купер. – Они до сих пор почти не разговаривают.

– Но тебя всё-таки отправили к бабке? – удивился Купер.

– Других вариантов не было… Если хочешь, заходи в гости как-нибудь.

При этой мысли Купер застыл от ужаса. Не зная, что ответить, он несколько раз беззвучно открыл и закрыл рот. Гас снова засмеялся, на этот раз весело и громко.

– Да шучу я, шучу… Ой, не могу! Видел бы ты своё лицо! – И Гас скорчил рожу, которой позавидовало бы любое страшилище из павильона ужасов.

Тут уж Купер не выдержал и тоже расхохотался. Гас в приступе веселья состроил ещё несколько потешных гримас – Купер покатился от смеха. На сердце стало непривычно легко. Купер и забыл, когда в последний раз так смеялся.

Наконец мальчики успокоились, и Гас снова принялся за еду. Лёгким кивком он указал на блокнот Купера.

– Что это ты пишешь? Сочинение задали?

Купер покосился на блокнот и торопливо убрал его со стола.

– Да нет… Так, для себя, – он вдруг очень заинтересовался собственным обедом.

Гас, видимо, понял намёк.

– Ух ты! Вот бы мне бабушка такое давала! – воскликнул он, глядя на сэндвич с арахисовым маслом, гранолу[2] и шоколадный батончик. Когда поблизости не было Джесс, Купер давал себе волю и нарушал все законы здорового питания.

– Ага. Лучше взять своё, чем есть столовское.

– Я бы не отказался пожить у твоих родителей!

Купер пренебрежительно фыркнул.

– Ну… Просто надо знать, где купить. И у меня не «родители», а только мама.

– Ой, извини.

– Ничего, – мотнул головой Купер. – Тяжело, конечно, когда отец не живёт дома. Но кто-то же должен защищать нашу страну, так ведь? – ложь сорвалась с языка, прежде чем мальчик успел себя остановить.

– У тебя что, отец в армии?

– В десанте.

– Ух ты! А где он сейчас?

– В Афганистане.

– Ничего себе! А ты с ним часто видишься?

– Вообще не вижусь, – уж это, по крайней мере, была правда. – Они с мамой развелись, и мы теперь редко общаемся.

Купер понимал: надо бы поскорее сознаться. Сказать, например, «извини, дурацкая шутка» и объяснить, что на самом деле отец – кардиолог и в армии не служил ни единой минуты. Но он ведь и соврал потому, что у военных всегда есть уважительная причина не жить с семьёй. Любой дурак знает: десантнику некогда слать родным поздравительные открытки и подарки, он спасает мир. Десантник может запросто уехать насовсем, и никто плохого слова не скажет.

– А я тоже с папой почти не общаюсь, – сказал Гас. – У меня предки много ездят по работе. Дома почти не пересекаются. Всё время талдычат: «Мы тебя только сильней любим, потому что редко видим». Но что-то незаметно, чтоб они от этого сильнее любили друг друга…