Невеста из тумана - Полина Белова

Но сегодня у меня не оказалось выбора.

После посещения маленького холодного закутка в конце коридора, чтобы справить утреннюю нужду, мы с девушками, к моему изумлению, не умывались, не приводили себя в порядок, а сразу по узким переходам в толстых каменных стенах прошли в эту самую швейную мастерскую, в которой я работаю до сих пор.

Утром здесь нас встретила миловидная женщина в возрасте, но совсем не старая, и, судя по несколько подобострастному поведению девушек, явно, начальница или старшая над ними. Она, не терпящим возражения тоном, раздала всем указания. Я догадалась, что старшая выдала всем задания, потому как девушки сразу принялись за работу.

Не поняла… А умыться, а позавтракать?

Меня женщина за руку усадила на стул, протянула разорванную мужскую рубаху и наглядно показала, что я должна делать. А ещё через мгновение у моих ног стояла доверху наполненная тряпками для починки круглая плетённая корзина.

Я, конечно, поначалу попыталась отбросить рубашку и решительно встать, чтобы уйти. Во-первых, я им тут на работу не нанималась! А во-вторых, ну, не швея я!

Однако получила такую увесистую затрещину, что упала на стул и, в панике схватилась за иглу. Мои соседки по общей спальне и, как выяснилось, так сказать, коллеги по работе противно заулыбались, низко склонившись над своими заданиями, скрывая эти насмешливые улыбки от старшей.

К прямому физическому воздействию я не была готова. Хорошо, что мегера не попала по раненой стороне. В голове у меня ещё долго звенело, и я некоторое время ошалело приходила в себя от местной мотивации к работе. Теперь шью и не рыпаюсь, от греха подальше, а получается, что получается. Не думаю, что после моей починки вещи будут пригодны к носке. Сами виноваты!

Время идёт. Я всё чаще решаюсь поднять взгляд от работы и с тоской посматриваю на окно. В этом помещении оно побольше, чем в общей спальне. Сегодня туман развеялся и на ясном голубом небе сияет солнце. Такое же, как и в моей прежней жизни.

Наконец, старшая отдаёт новую команду и девушки дружно встают со своих мест. Настороженно поглядывая на начальницу, я тоже присоединяюсь к остальным. Мы спускаемся вниз, на уже знакомую мне кухню. Восхитительный аромат жаренного мяса кружит голову и вызывает усиленное слюноотделение. Здесь кипит работа, туда-сюда снуют люди. Проходим вдоль стены, мимо рабочих столов, печей и лавок, и оказываемся в том самом большом зале с каминами и картинами. Половину огромного помещения занимают длинные столы, уже накрытые к обеду.

Усаживаюсь на указанное старшей место. Наша швейная компания явилась далеко не первой, за столами уже полно людей, но во главе — пока пусто.

Что? Опять эта сухая каша?

Я окинула взглядом стол. Неужели такая же ужасная еда в меню и у моих соседок? Оказалось, что — да! И у них, и у старшей, и, вообще, у всех, кто сидел в этом конце стола! Правда, кроме комка слипшегося пшена в миске, что стояла перед каждым, посреди нашего участка стола ещё красовалось огромное блюдо с мясом и рыбой. Но… Это были объедки! Мои соседки швеи, что сидели сбоку от меня, и незнакомые мне женщины, напротив, наперебой хватали недообглоданные куриные ножки и надкусанные крылышки, надгрызенные куски жаренной рыбы и рёбрышки, на которых практически не осталось мяса…

Фе… Голод, как известно, не тётка, а я была очень голодна, но, несмотря на это, до поедания объедков ещё не докатилась.

Передо мной разворачивалась премерзкая картина: остатки еды, тянущиеся к ней грязные руки, чавканье, сдержанная, но яростная, драка за лучший кусок… Я попыталась позавтракать или пообедать, не знаю, как правильно назвать этот слишком поздний первый приём пищи, но меня настолько сильно воротило от всего этого, что пшено из миски снова в горло не проходило, а воды, чтобы запить, на столе не было. Зато стояло вино. Это я по запаху определила. Им и запила. Прямо из узкого горлышка пузатого глиняного сосуда. Глотнула раз, другой, третий, четвёртый… десятый. Стало веселей!

Поскольку всё моё внимание было поглощено происходящим в непосредственной близости, я не заметила, как во главе стола появились новые лица, вернее, не придала этому никакого значения. Вино, хоть по вкусу походило на компот, но оказалось очень хмельным и на голодный желудок сильно ударило в голову.

У камина заиграла музыка. Что-то плавное, хороводное. А я так засиделась сегодня! Смертельно захотелось подвигаться. Поднялась из-за стола и пошла лебёдушкой. По крайней мере в своём воображении именно так себе представляла. А чего? В далёком детстве я пару лет бегала на народные танцы во дворец культуры, потом сменила их на бальные, пока мой партнёр не бросил это занятие, и я вместе с ним. Так, что опыт и знания у меня были.

Поплыла хороводным шагом, покружила раскинув руки, ускорилась вслед за музыкой… Ох, нет! Голова кружится, всё расплывается перед глазами, но мне так хорошо! Лучше присяду-ка я вот в это чудное кресло у камина, здесь так тепло…

— Отец! Она уселась в Ваше кресло! — слышу где-то на периферии сознания возмущённый девичий писк.

«Надо же! Нашёлся хоть кто-то, кто здесь нормально изъясняется, и… такой противный голос», — пьяненько хихикнула про себя.

Я стянула сапожки и, подогнув под себя ноги, свернулась клубочком в огромном кресле, накрытом мягкой и очень пушистой шкурой. Меня по-прежнему мягко кружило, но к этим, в общем-то, приятным ощущениям добавились, пока ещё легонько стучащие внутри черепной коробки, настойчивые молоточки. Вместе с ними, в моей одурманенной вином голове, внезапно начали мелькать кажущиеся знакомыми картинки, будто, ко мне вернулись воспоминания. Я даже попыталась потрясти головой, чтобы отогнать их, а, заодно, избавиться и от молоточков, которые били всё сильнее. Но стало только хуже!

В памяти всплыл замок… Другой, не тот, в котором я сейчас… Уютная комната с камином, стены в гобеленах, резная шкатулка с драгоценностями у зеркала… Я знаю, что это — мой дом, моя комната… Большой обеденный зал и молодая красивая женщина… Смотрит на меня, строго поджав губы… Это — мама, и она мной снова недовольна… Грузный мужчина на огромном коне, в окружении воинов — мой дорогой отец… Молодой парень, улыбается мне, подмигивает… Он — самый родной и любимый, мой старший брат…

Картинки вызывают у меня сильное беспокойство, молоточки в голове стучат набатом, становится очень больно…

И вдруг, всё прекращается. Я вижу прямо перед собой склонившееся надо мной суровое, но очень мужественное мужское лицо. Сбоку, от седого виска до мощного подбородка, его пересекает очень заметный красноватый шрам, добавляя общему облику свирепости. Глаза сейчас настолько тёмные, что кажутся мне чёрными, смотрят так пронзительно… Нос крупный, прямой, с небольшой горбинкой, явно, перебит… Губы… губы красивые, но крепко сжаты… Похоже, что мужчина гневается.

Всё это я отмечаю за какую-то секунду и вдруг широко улыбаюсь. Это сердитое видение прогнало молоточки. Моей бедной голове стало так хорошо.

— Ты такой красивый… Очень мужественный. — поднимаю руку, нежно провожу ладонью по шраму. — Очень больно было?